Пол Филиппо - Верите ли вы в чудо?

Наконец я сдался и научился довольствоваться шоколадным напитком «Ю-ХУ», единственным, что все еще разливают в настоящие банки…

Наконец я выбрался на улицу. Ого! Этот район всегда был довольно неказистым, но теперь все вокруг пришло в полный упадок.

Передо мной — усыпанная щебнем местность акров в 40 величиной. Мой дом — в центре затерянного мира. Это единственное наполовину сохранившееся строение. Стена, которую я невольно осматривал каждое утро из Иллюминатора, — на самом деле единственное, что осталось от соседнего здания. Что же это, старина? Когда-то на месте этой каменоломни была Амстердам-Авеню!

Я устало бреду под серым небом через заброшенную пустыню, усыпанную обломками кирпича. Представляешь, прямо будто проснулся в поэме Т.С. Элиота!

На окраине моей собственной Сумеречной Зоны я обнаруживаю цивилизацию в виде жилых домов, пресекающих друг друга улиц, транспорта, магазинов, людей… Гарлем никогда не был так хорош, старина! А я то думал, что это последствия Третьей Мировой войны! А выходит, что жестоким разрушениям подверглись лишь непосредственные окрестности моего дома.

Я подхожу к нескольким братьям по разуму, шатающимся перед обменным пунктом.

— Послушайте, приятели, что это тут приключилось?

Они с опаской разглядывают меня. Наконец, один из них отвечает: — Да тут мэр и полицейские бомбу сбросили зажигательную.

— Какого черта?

— Пытались остановить торговлю наркотиками.

Ого! Вот почему тогда выдался по-настоящему жаркий денек! Я думал это просто наступила обычная августовская жара. Моему дому повезло! Его как-то обошли языки пламени.

Пока я пытался уместить все это в своем сознании, эти темнокожие ребята обступили меня.

— Ты и есть тот псих, который живет в доме с призраками?

— Наверное…

— Ты, верно очень богат. Можешь поделиться с нами?

— Вот-вот, — говорит другой. Он извлекает откуда-то… пластиковый пистолет. — Или мы тебе наскипидарим задницу.

Я выбиваю у него пистолет, и тот, как погремушка, скачет по асфальту. Все вытаращились на меня, не веря глазам.

— Слабо, парень! Что это ты тыкаешь в меня своей пластиковой пипеткой? Разве не знаешь, что перед тобой сподвижник самого Книга?

Ребята уставились друг на друга:

— Это какой Книг?

— Наш брат, в честь которого объявили выходной.

— А!..

— Ты правда знал его, старик?

Я прерываю упорно хранимое молчание:

— Спросите у медведя, запирает ли он дверь в сортире.

Эта старая хохма повергает ребят в конвульсии. Неужели возможно, что им никогда ее не приходилось слышать? Как бы то ни было, придя в себя, они улыбаются. Пользуясь случаем, я задаю главный вопрос.

— Где теперь самый лучший магазин пластинок?

— Это «Тауэр Рекордз», на Бродвее, где-то на шестидесятых улицах.

— Ну спасибо, мужики, давайте пять!

Эти парни настолько ущербны, что не знают, как по-настоящему надо пожимать на прощание руку.

Приходится разгибать их большие пальцы, чтобы руки соединились, как это полагается. Я оставляю их упражняться в рукопожатии между собой и выхожу на Бродвей.

Господи, проезд в метро уже стоит аж два доллара! И жетончики с какими-то странными вставками. Хотя ездить также паршиво: тот же шум, та же толпа. Правда, стена вагона не исписана. Меня занимает вопрос, почему бы это, но тут я замечаю мальчика, который выхватывает из кармана маркер и пытается писать на стене. Чернила собираются в капельки и стекают на пол, будто стена смазана жиром. Ребенок бранится:

— Черт возьми, мне сказали, что этот новый маркер пишет на всем! Пять долларов — словно в трубу! — И он садится на место. Я дотрагиваюсь до стены: она сухая. Круто, какое-нибудь тефлоновое покрытие….

Я по ошибке доезжаю до Коламбус Секл, и мне приходится вернуться немного пешком до Тауэр Рекордз. Ох, и стран-но же одеты эти люди. Девицы щеголяют в нижнем белье: бюстгальтерах и пестрых трико, а мужчины прямо в каких-то жеваных костюмах и цветных майках. Значит, теперь в чем спят, в том и ходят? Почему же тогда все так вылупились на меня? Может быть, это из-за моих длинных волос. Кажется, никто уже не отращивает их до пояса. Черт бы их побрал. Ну и придурки.

А вот и «Тауэр Рекордз». Ух ты!

…Глазами больно смотреть на эту пестроту. Здесь больше неона и люминесцентной краски, чем в Грейсленде. Если хорошенько подумать, когда-то мне нравилось, когда все блестит и сверкает. Старею, верно. Все равно, не понимаю, зачем все эти телевизоры? В конце концов, это музыкальный магазин или распродажа электроприборов?