Нил Стивенсон - Зодиак

Даже мне иногда трудно поверить, сколько нарушителей ловятся на такой крючок. Всякий раз, когда я нахожу немаркированную трубу, чьи владельцы пожелали остаться неизвестными, я налепляю поблизости стикер. Не проходит и двух недель, как звонит телефон.

– «ЭООС», – говорю я.

– Сэнгеймон Тейлор?

– В настоящий момент его нет на месте. Может он вам перезвонить?

– Э-э… да… наверное.

– По какому поводу вы звоните?

– По поводу вашего стикера.

– Какого именно?

– На реке Айленд-энд.

– О'кей. – Я послушно записываю номер, вешаю трубку и тут же набираю номер.

Гудок. Гудок. Щелк.

– «Челси гальванопластик», добрый день.

Попались!

Несколько лет подобных звонков, и вся гавань у меня в кармане. «ФАООС» и ДИТЭС (наш «Департамент инженерных технологий, учитывающих последствия для окружающей среды») по нечетным дням обвиняют меня в безответственности, а по четным обращаются за информацией, которую нигде больше получить не могут. Время от времени какая-нибудь организация или политик объявляют о миллионной программе с целью определить, откуда в гавань поступают промышленные и прочие отходы, и тогда я отправляю по почте свой отчет. Каждый год «Уикли» публикует мой список десяти самых худших источников загрязнений:

(1) Бостонцы (фекалии)

(2 – 3) «Баско» и «Фотекс», претендующие вечно на второе место по дефекации

(4 – 7) Подрядчики министерства обороны (различные растворители)

(8 – 10) Мелкие заводы, сбрасывающие тяжелые металлы, вроде «Деринсов Тэннигг» и производителей гальванопластика.

Система обработки сточных вод в Бостоне еще пребывает в Темных веках. Большинство предметов, спускаемых в туалеты города, попадает прямиком в гавань. Если совершаете пробежку по пляжу Уоллостон, к югу от центра, когда течения наиболее пахучи, прибой иногда поблескивает от человеческих фекалий. Но обычно они ложатся на дно.

Сегодня я вывел «Зодиак» по двум причинам. Первая – потребность сбежать от города и работы и просто посидеть одному на воде. Вторая – «Проект омар». Первую никому не надо объяснять. Вторая занимала меня уже полгода.

Обычно я беру пробы прямо из труб. Но покажите мне довольного человека? Я говорю, смотрите, что попадает в воду, а мне в ответ: да, но куда оно девается? И если течения и приливы способны рассеять химикаты, то живые существа, наоборот, их накапливают.

В идеале хорошо бы взять карту гавани и наложить на нее координатную сетку с шагом в сто ярдов, а после взять пробы всего, что находится на дне в точках пересечения. Анализ показал бы, в каких объемах там скопилась серьезная дрянь, а я бы знал, как распределяются выбросы.

На практике такое невозможно. У нас просто нет ресурсов, чтобы раз за разом опускать оборудование для взятия проб со дна гавани и поднимать его обратно.

Но я придумал, как обойти проблему. В гавани работают ловцы омаров. Сам их бизнес сводится к закладыванию оборудования (ловушек на омаров) и подъема наверх проб (этих самых омаров). У меня договор с несколькими судами. Омарщики отдают мне наименее привлекательную часть своего улова, а я записываю, откуда взялись образцы. Омары более-менее подвижны – больше, чем устрицы, но меньше, чем рыба. Обычно они держатся приблизительно в одной и той же зоне гавани, а заодно выполняют очень полезную для меня работенку, называемую биоконцентрацией. Они поглощают пишу и выделяют отработанное, но часть съеденного остается в них, причем, как правило, наихудшая. Следы, скажем, ПХБ в их среде обитания проявятся как высокая концентрация тех же веществ в их печени. Поэтому, вскрыв омара и прикинув, что за токсины в нем скопились, я получаю сравнительно точное представление о том, что осело на дне гавани в том месте, где его выловили.

Введя данные в компьютер, я могу нарисовать контурную карту, показывающую характер распространения того или иного токсина. Например, если бы я заламывал руки «Баско», то скорее всего искал бы ПХБ. Работает моя идея так: компьютер обводит участки суши и их закрашивает. Затем он начинает затенять области на воде, начиная с Атлантического океана, изображенного красивым бирюзово-синим цветом. И без подписей понятно, что эта вода чистая. По мере приближения к Бостону краски становятся все теплее и теплее. Большая часть гавани – желтая. Местами можно видеть оранжевые кольца, которые становятся все ярче к центру, пока не складываются в воспаленно-красные чирья, сгрудившиеся у побережья. Каждый чирей я снабжаю подписью: «Основное «русло» „Баско“», «Временный склад „Баско“», «Участок земли, принадлежащий „Баско“» (в настоящий момент – под наблюдением «ФАООС»)», «Участок земли, принадлежащий дочерней компании „Баско“» (в настоящий момент – под наблюдением «ФАООС»)». Переведите такую карту на тридцатипятимиллиметровый слайд, прихватите с собой на открытое слушание, задерните шторы и спроецируйте на двадцатифутовый экран и – voila, готовая толпа линчевателей. Зажигается свет, и на сцену выходит с иголочки новенький пиарщик «Баско», только-только из БУ или Северо-Восточного университета, и начинает говорить про пипетки и железнодорожные цистерны. А потом его компанию рвут в клочья средства массовой информации.