Array Журнал «Если» - Журнал «Если» 2010 № 5

— Да, — согласилась я едва слышно.

— Как нефтяная чума попала в аргентинские месторождения?

— Я занесла. — Я была уничтожена. Не ужасом перед истязанием. «Водяная доска» теперь отчего-то не слишком пугала. Но я отчетливо понимала и нисколько не сомневалась, что, если меня снова к ней привяжут, я снова сломаюсь. Это, а не сама пытка, и сокрушило меня, привело к покорности.

— Каким образом?

— Через разведочную скважину. Где мы ставим опыты.

— Как она попала в прочие нефтяные пласты? В других странах?

— Еще люди. Такие, как я.

— Заговор? — другой голос, спрашивал старик.

— Да.

— Аллен Рид тоже причастен? — вмешался молодой.

— Да.

Зашелестели страницы. Мужчина постарше сказал:

— С Алленом Ридом вы учились в одной школе.

— Да. В Маррионовской.

— Элитная частная школа?

— Да.

— И когда же вас завербовали заговорщики?

— В Маррионе.

— В школе? Обоих? — в голос старшего проникли нотки недоверия.

— Да.

— Вам обоим велели стать геологами?

— Да.

Снова шорох бумаги.

— Сколько вам было лет?

— Четырнадцать.

Я уже созналась во всем этом, но не более того. Я не объяснила, кто мы.

Долгая пауза. Наконец пожилой тяжело вздохнул.

— Мисс Сумаран, вы отдаете себе отчет в том… в том, как это нелепо?

— Сэр… — начал молодой.

— Закрой рот, — велел пожилой. — Заткнись. — И более мягко, опять обращаясь ко мне: — Вы понимаете, как это нелепо?

Да. Разумеется, это звучало нелепо. Никакая четырнадцатилетняя девочка не способна посвятить себя делу, от которого ее отделяет двенадцать с лишним лет, — во всяком случае, не тому, что требует похоронить все мечты и без остатка подчинить ему свое существование. Возможно, девочка и сказала бы «да», но не могла бы годами хранить тайну, не сумела бы докончить образование, не выдержала бы долгого, трудного восхождения по служебной лестнице. А если бы могла, сумела, выдержала, если б такая девочка нашлась, то еще дюжине девчонок и мальчишек, взращенных во имя той же идеи, взяться было бы неоткуда. Такой заговор не мог возникнуть. Подобные дальновидность и целеустремленность, подобная приверженность обязательствам перед будущим попросту не свойственны людям. Особенно отпрыскам верхушки американского общества, которым открыт целый мир безотлагательного потворства слабостям и желаниям, целый мир возможностей, ежедневно и ежечасно искушающий обещанием немедленных удовольствий.

Передо мной словно распахнулась дверь: я отчетливо увидела путь к свободе. Нужно было лишь приоткрыть тюремщикам краешек правды и уступить некоторым своим опасениям.

— Я больше не хочу на «водяную доску», не надо, — умоляюще шевельнула я губами и всхлипнула. — Я очень старалась сказать то, что он хотел услышать… Я же поняла, ему нужно что-то от меня услышать. Вы только объясните, что говорить.

— Ах, сука, — прошипел молодой.

— Вон, — приказал пожилой. — Живо!

— Сэр, да что вы, не видите, она нас морочит…

— Хватит. Закрой рот. Иди в офис и жди меня.

С грохотом отъехал назад стул. Прозвучали, удаляясь, шаги. Открылась и закрылась дверь. Пожилой вздохнул.

— У вашего отца влиятельные друзья, — сказал он. — Он начал звонить во все колокола. И убедил многих — в том числе тех, кому я подотчетен, — что допущена ошибка. Сейчас я склонен согласиться с ним.

— Пожалуйста, отпустите меня, — прошептала я.

— Разумеется, мисс Сумаран. Разумеется. — Длительное молчание. Шум отодвигаемого стула. — Однако могу я кое-что сказать?

Я не ответила.

— Да? Вы никогда не найдете нас, мисс Сумаран. Нас нет. Вам лучше всего отправиться домой и забыть обо всем случившемся. Попытки скандалить, жаловаться, мстить — смею сказать, доискиваться правды — только помешают вам скорее вычеркнуть из памяти произошедшее недоразумение. Лучше просто забудьте. И живите дальше.

— Я бы очень хотела жить дальше, — смиренно откликнулась я.

— Рад слышать. Вам вернут вещи. Вы сможете переодеться, затем на вас снова наденут капюшон. Вас отвезут к вашему посольству и высадят там.

— Сейчас?

— Да, скоро.

Он зашуршал страницами. Коротко, звонко проскрипело по бумаге перо. Воцарилась тишина, затем, судя по звуку, лист — или, возможно, большую фотографию — приподняли и закрепили в зажим.

— Как там написано у вас над дверями, над входом в Маррионовскую школу: «Амбит сап…»

— Amabit sapiens cupient caeteri. [21] Изречение приписывается Луцию Афранию.

— Что означает?..