НОРМАН СЕЙМОН - Воины Королевы

– Надо будет вести ее в Хаж, – вспомнил Люсьен и достал из своего мешка запасную пару сапог из кожи земляного червя. – Великоваты… Смотрите, у нее и пятки розовые!

Он дотронулся до ноги девушки пальцем и Долла наконец проснулась. Все еще дремотно улыбаясь она обвела глазами трех глядящих на нее мужчин, стены сарая, упряжку жуков в углу и вдруг испуганно скорчилась.

– Примерь, – Люсьен кинул ей сапоги и обернулся к сотнику. – Мы ведь поведем ее в Хаж, верно?

– Что еще с ней делать? – Олаф потрогал нож. – Долла, а ты хочешь идти в Хаж?

– А если не пойду, то что со мной станет? – девушка отползла к стене, косясь на оружие. – Ты меня убьешь?

– Ладно, пойдем в Хаж, – сотник усмехнулся Люсьену. – Ты прав, я ночью сделал глупость. Но что-то потянуло меня на эту вылазку… Знаешь, мне немного скучно последнее время.

– Заметил, – хмуро буркнул Люсьен.

Они уже давно сошлись с Олафом, но привыкнуть к жестокости сотника хажец никак не мог. В богатом городе Чивья, ныне сожженном стрекозами и их слугами, карательными операциями против повстанцев, поклонявшихся Фольшу, заведовал человек. Это было большой редкостью в степи, но Смертоносец Повелитель почему-то поручал такую работу Олафу. И он не подводил, жестоко расправляясь с двуногими сородичами, восставшими против восьмилапых, нарушившими древний Договор.

Олаф и правда мог бы убить Доллу, чтобы развязать себе руки, и что еще хуже, мог бы пытать девушку всю ночь, чтобы добиться хоть каких-то полезных сведений. Люсьен искренне считал, что с врагами так поступать и должно, но пленница выглядела такой жалкой и уродливой, что совсем не годилась в противники Чивья и Хажа.

Поблизости раздались нарочито громкие шаги, потом отворилась та дверь, что вела в маленький, окруженный частоколом дворик, примыкавший к дому Арье. Речник вошел, придерживая рукой широкий палаш, излюбленное оружие торгового народа. Он нес груду упряжи для жуков, под которой прятал лепешки и кувшин с водой для лазутчиков.

– Это еще кто?

– Девчонка? – Олаф с трудом скрывал свою неприязнь к речнику. Он до сих пор немного жалел, что оставил ему жизнь. Даже теперь жалел, сидя у него в сарае. – Так, приблудилась.

– Приблудилась? – Арье прикрыл дверь, бросил в гол упряжь, поставил перед сотником еду. – Вы сумасшедший, Олаф. Зачем ты ходил в город? За ней?

– Ну, выходит, что за ней, – нехотя согласился чивиец и поскорее запихал в рот кусок лепешки, не желая дальше оправдываться перед речником.

– Понимаешь, хотели пленного взять, допросить, – за него договорил Люсьен. – А в темноте так получилось, что вот нашли только ее.

– В темноте? – Арье присел перед девушкой, с усмешкой рассмотрел. – Как же это вы ее в темноте отыскали, чернушку такую? По зубам разве что. Я про нее слышал, люди стрекоз очень смеялись, когда ее принесли. Летучки-то совершенно не понимают, чем она им не нравится… Да, редко эти ребята при нас разговаривают, а в тот раз разоткровенничались.

– Что-нибудь интересное узнал?

– Нет, – речник подобрал упряжь и занялся жуками, которых пора было вывести на пастбище. – Приходили несколько вчера вечером, но не ко мне. Я отправил туда жену… Но она не успела – воины зашли в дом, взяли что нужно, разбили пару горшков и ушли. А два дня назад увели дочку одного старика, самого убили. Вчера только и обнаружили, что он мертвый в доме… Туда сороконожки забрались, дверь-то не заперта.

Сотник напился и передал кувшин Люсьену, тот, в свою очередь – Долле, но Аль перехватил, сделав выразительное лицо. Пить после странного вида девушки ему не хотелось. Может, она больная? Олаф поднялся, прошел от стены к стене, разминая ноги, потом склонился над своим мешком, что-то рассмотрел там, не доставая.

– Ладно, Арье, спасибо за гостеприимство. Вечером мы уходим.

– В Хаж? А ее, – Арье кивнул на пленницу, – с собой заберете? Зачем она вам?

– Пригодится! – заступился за нее Люсьен, все еще опасаясь, что сотник возьмется за нож. – Тебе какое дело?

– Да никакого, – речник отвернулся к жукам. – Изведут они нас здесь, стрекозы и их люди, всех до одного. Вырастут мои дети – и их в свой город заберут. А меня зарубят. К вам не дойти… Что делать-то думаете?

– Это вам надо было думать, что делаете, когда восьмилапых предали, – проворчал Олаф. – Что-нибудь придумаем. А ты сиди тут тихо, и береги себя – может, еще пригодишься.

Сквозь щели в досках он видел небо, в нем летела эскадра. Девять летучек несли в сетках под брюхом лучников, сотник мог разглядеть даже большие колчаны. Стрел хватит, чтобы перебить сотню пауков, а сколько в городе таких эскадр?.. Барух говорил, что будет больше, много больше. Молодые стрекозы учатся, в середине лета встанет на крыло новое поколение, еще более многочисленное. Осенью в Хаж прилетит такая армия, с которой не справились бы и все смертоносцы Чивья. А во Дворце осталось только пятеро, с переломанными лапами, мало на что годные до линьки. И всего несколько сот стражников… Правда, вооруженных отравленными стрелами.