Александр Акулов - Чужая Вселенная

Если не все переврано в доступных криптах памяти, Озов четыре раза менял по своей прихоти формы Договора, оставляя себе лишь некоторые свободинки… Последний раз это были четырнадцать часов в двадцать дней прогулок по далекой горной местности, тридцать часов секретного абсолютного информационного канала. Остальное — не на его балансе…

"Конечно, дикое общество имеет все права на существование, — рассуждал Озов. — Оно и необходимо: настоящее существует оттого, что его остов — невырезанное прошлое. Всегда сохраняются Био и Род, Феод и Меркуп, Ном и Мегон. Одно в оболочке другого, другое — из кирпичей третьего, но все мертво, пустая форма, грехопадина раеизгнан… предыдущее разграфление последующего. Но главное — это тонкий слой между Тем и Тем, который не Тот и не Тот, свобода в себе, желающая себя уничтожить и не-желающая… скользкий слой между корой и древесиной, терьмо в проруби… стремление нуля, пожираемое алчными единицами. Жаль, что начать с нуля не позволено черным прошлым.

Душа — это тонкий миазм…"

— Вот это досмотр! — пришло Озову в голову. В это время таможенник с кислым видом вытаскивал памятку из кармана брошенной куртки досматриваемого:

— Уже все помнишь? Не оставлять?

Озов пробормотал нечто нечленораздельное.

"Во всяком случае, не ты главный досмотрщик", — думал в это время Ар.

Смысл вопроса до него не сразу дошел. Без дальнейших разговоров таможенник сунул всю озовскую одежду вместе с памяткой в мусорную печь.

Явился Да-Плютен. Таможенник отобрал у него саквояжик и высыпал его содержимое на стол. Среди высыпанного имущества не оказалось ничего, кроме книг по НГ…

Не найдя криминальностей, как-то: документов, оскрезонов, сувениров, фотографий, снописем и прочих атрибутов ненужных привязанностей, таможенник одобрительно крякнул. Судя по всему, он был наемником, а не дельфийцем.

По звонку явился второй таможенник интеллигентного вида. Не глянув даже на названия, он швырнул все да-плютеновские книги в печь. На столе осталась лежать только памятка.

(из восприятия Ара Озова)

Через минуту летающее блюдце понесло нас за тысячи стадий. Посадку совершили в степи, далеко от современных Дельф.

На небе сияли три несерийных солнца. Мы вышли из тарелки. Повинуясь незримому управлению, она тут же взмыла и исчезла.

Оглянувшись, мы увидели шагах в двадцати от нас человека, стоявшего у клокомобиля. Новый таможенник — уже дельфиец — сопровождал нас далее.

В клокомобиле я глазел по сторонам. Да-Плютен углубился в повторное изучение памятки. За степью дорога шла мимо руин Биплогического завода и Огненных полей. Я вспомнил описанную в энциклопедиях и учебниках эру Опеки, когда человечество не могло существовать без этих пламенных водоворотов. Сейчас на полях непрерывно вырастали гигантские ящероподобные и кранобразные фигуры, распадались, вновь появлялись в другом месте. Когда они вырастали группами, возникало ощущение разговора гигантов друг с другом.

Огненные поля кончились. Их источник — знаменитую Башню грома, я так и не увидел. Впереди показались Дельфы. Небо было безоблачным. Три солнца выстроились в одну линию.

Я взял у Да-Плютена его памятку, но так ее и не открыл. Меня захватила панорама: Дельфы походили не на город, а на море, по которому разбежались корабли и маяки.

Клокомобиль остановился у огромных зданий, похожих на египетские пирамиды. Далее движение транспорта запрещалось, но со всем увиденным не вязалось ни хождение пешком, ни пользование летающими ковриками…

Улиц не существовало, весь город был спланирован так, что с любого места виделась часть открытого горизонта и повторяющийся букет разновеликих зданий: от зданий-башен, зданий-гор, шарообразных зданий-планет до дачных домиков, шатров и палаток… Часто одни здания стояли на других, на первый взгляд более хрупких.

Дельфы — город неправдоподобный. По словам таможенника, некоторые из дворцов и острошпильных башен — только макеты, предназначенные для создания обстановки, способствующей размышлению. Колонны и филигранная облицовка других сооружений якобы фальшивы, но мы не могли отличить «воздушные» постройки от действительных.

Город зиял пустотой. В нем жила тишина. Вспыхивало осторожное эхо наших шагов и, проникая туловище безмолвия, словно касалось неба.

Мы были не в каких-то Дельфах, но в Дельфах междумирия, в устье квадриллиона Дельф.

Подошли к розоватой стене одного из зданий. Таможенник произнес что-то в трубу, проходящую все сооружение насквозь. Стены распахнулись, как ворота, и мы вошли туда, куда когда-то собирались — в лабиринт. Меня поразило довольно тусклое освещение, неухоженные и как бы заплесневелые стены. Пол был чем-то вроде текучей дороги, текущей во все стороны и неизвестно куда, а перегородки лабиринта могли сдвигаться и раздвигаться, беззвучно и невесомо перебегать. Возникло ощущение, что мы находимся в одной и той же крипте с пляшущими стенами, пляшущими наподобие изображений на экранах. Некогда я слышал, что такая система используется для картинных галерей и библиотек: пол в галереях остается неподвижным, а стены движутся и складываются гармошкой. Находясь в кресле, можно осмотреть целый марсианский музей. Но сейчас этот комфорт был каким-то сомнительным: от стен лабиринта исходил сладковатый запах, стены были одновременно и источниками света, возниклоощущение, будто мы похоронены в чреве гигантского животного, нас с Да-Плютеном не оставляло неотвязное чувство тревоги и даже легкого отравления. Совершенно равнодушен был только таможенник.