Александр Громов - Ребус-фактор

Войне почти наверняка конец – это понимали многие, а после распространения сообщения Комитета, наверное, все. Я услыхал сообщение одновременно с народом и кинулся к дяде Варламу за разъяснениями. Он соблаговолил потратить на меня целых пять минут:

– Да, я знал. Еще на Марции знал. Восстали не только мы. Тебе интересно, почему я сразу же не выложил все тебе? А ты спрашивал?

Я озадаченно почесал подбородок. Потом у меня зачесалось в затылке.

Наверное, дядя Варлам и сейчас не договаривал. Победа далась нам тяжело, но все же легче, чем можно было ожидать. По всей вероятности, на нас работали какие-то силы в самой метрополии. Не зря же задолго до начала событий с Тверди на Землю шли деньги для каких-то людей. Кое-какие суммы передавал я сам.

– Кажется, я тебя недооценивал все это время, – пробормотал я.

– Ты еще сомневаешься? И перестань чесаться, будь добр! Если у тебя чесотка – обратись к врачу.

Я перестал скрести в затылке.

– Ты бы мне ничего не сказал, если бы я и спросил…

– Верно, – кивнул дядя Варлам. – Только заметь: не из недоверия лично к тебе. Просто из общих понятий о предосторожности, это во-первых. А во-вторых, на твою долю выпала опасная работенка. Как я мог быть уверен, что ты не будешь делать ее спустя рукава, если узнаешь, что наше положение не так плохо, как кажется?

– Логично, – сказал я. – Ты не подумай, я не болван какой-нибудь, уж такие-то вещи я понимаю. Меня еще только одно интересует…

– Ну?

– Если правда то, что восстание против метрополии началось на нескольких планетах одновременно…

– Почти одновременно! – Дядя Варлам поднял кверху палец.

– Ну ладно, пусть будет почти… Это ведь особой роли не играет, правда? Надо ли понимать это так, что тот случай, с которого все началось… ну, когда судейские описывали ферму неоплатного должника… он не был случайностью, тот случай?

Дядя Варлам вздохнул:

– Когда же ты все-таки подрастешь, Ларс…

– Ты мне ответь, – настаивал я.

– Искусство управления событиями сводится к управлению людьми, – сказал он. – Причем неважно, понимают ли эти люди, что кто-то ими управляет, или нет. Если они выполняют свой служебный долг, ошибаясь в том, кто на самом деле управляет ими, – это только их проблема. Еще вопросы есть?

– Да. Чем все это кончится?

Тут он прыснул:

– Для кого? Для тебя? Для меня?

– Для Тверди.

– Видимо, на первых порах формально будем числиться протекторатом Земли. Не нравится? Успокойся, без нашего ведома и согласия ни один землянин не ступит на Твердь. Протекторат, доминион, опекаемая территория – это все пустые слова. Свободу мало завоевать, она покупается и продается. Покупатели – мы. У метрополии отобрали конфетку – пусть в утешение оближет фантик. Мы согласимся формально принять протекторат. В то же время мы готовимся вступить в Лигу Свободных Миров – это новая ассоциация бывших колоний, она вот-вот будет создана…

– Под патронажем Марции? – спросил я.

– Ступай отсюда, – сказал мне дядя.

Об этом разговоре я не рассказывал ни Дженни, ни кому-либо другому. К чему ей было знать, что восстание на Тверди, якобы стихийное, на самом деле было неплохо подготовлено? Я злился на себя: почему я не знал об этом? Я должен был знать! Дженни смогла бы заблаговременно покинуть Твердь через Врата. Вероятнее всего, мы с нею никогда больше не встретились бы. Пусть. Зато ее не изувечили бы в слепом гневе те, кто искал, на ком отыграться…

И что я мог теперь? Возненавидеть дядю Варлама? А за что? За то, что он не трепал языком направо и налево, спасая дело всей своей – и моей! – жизни? Тут и младенец скажет: он правильно делал. По сути мне оставалось одно: навещать Дженни, когда мне удавалось вырваться из круговорота забот, и бормотать ей никому не нужные слова сочувствия.

– Ты поправишься, – говорил я ей. – На Земле тебя починят. Будет новый глаз, и на теле не останется ни шрамика. Жаль, что я не смогу быть рядом с тобой на Земле. А может быть, ты еще вернешься? То есть не сразу, – спохватывался я, – а потом, когда все забудется…

Что забудется, что? Как ее рвали визжащие фурии, тянулись грязными ногтями к глазам, били, плевали в лицо, пытались сорвать скальп? Вряд ли это можно забыть.

Дженни молчала. Лишь в третий мой приход она шевельнула губами:

– Уходи.

А когда я начал болтать что-то утешительное, добавила твердо:

– Ненавижу тебя. Ненавижу твою планету. Уходи и не приходи больше.

Я все же пришел еще раз. При этом с Дженни случилась такая истерика, что я быстренько ретировался, а лечащий врач очень вежливо, но твердо посоветовал мне внять просьбе больной и не показываться ей на глаза, коль скоро она не желает меня видеть. Вместо того чтобы сразу убраться восвояси, я взбеленился, наговорил разных слов и здорово напугал врача, непроизвольно ускорившись во время своей тирады. Заставив себя замедлиться, я извинился и выскочил вон.