Валерий Алексеев - Школа одаренных переростков

"Еще один биоробот, сопровождать нас приставлен, — сообразил я. — Чтоб по дороге не разбежались".

— Все-таки решил податься до хаты? — спросил Юрка. — Патриот, однако. А нам сказали, что ты остаешься.

— Кто это мог вам такое сказать? — буркнул я, втискиваясь в тесную кабину.

— Олег, кто же еще, — охотно отозвался Малинин. — Соврал, значит? Во мужик, ссучился совсем. Продался орнитологам. Оставайся, говорит. Птичкой, говорит, будешь. Без порток, говорит, станешь летать среди звезд. В гробу я видал такие метаморфозы Овидия.

— Да не ссучился он и не продался, — возразил я. — Биоробот твой Олег. Модель номер четыре.

Соня быстро взглянула на меня и вновь отвернулась к иллюминатору. Она была в беличьей шубке и воинственной вязаной шапочке с наушниками. Такие шапочки, только кольчужные, носили когда-то легковооруженные рыцари.

— Брось! — воскликнул Юрка. — Олег биоробот? Кончай трюндеть!

— Я не трюндю, в смысле не трюнжу… ай, к чёрту тебя. Я своими глазами видел.

— Что ты видел? Что ты мог видеть?

— Он при мне голову с плеч снимал.

— Чью голову?

— Не мою же. Свою, конечно.

— Во дела! А чего же он тогда?…

Малинин умолк, призадумался — и вдруг, тряхнув башкой, заржал:

— А тут некоторые… гы-ы… а тут некоторые страдают! "Разлука ты, разлука"…

И, юмористически подмигнув мне, покосился на Соню.

Соня усиленно делала вид, что ничего не слышит.

— Сонь, а Сонь! — не унимался глумливец. — Ты чего сидишь? Радость-то какая! Беги скорей, тащи его сюда! Разберем на части и будем продавать.

— А мне казалось, что ты как раз и останешься, — сказал я Юрке.

Мне вовсе так не казалось, но надо было его как-то угомонить.

— Еще чего, птичкой! — воскликнул Юрка. — Я человек. А человек — это мерило всех вещей, да и звучит как-то гордо. С моими возможностями мне и дома будет хорошо.

Дохлой мухи не дал бы я за его домашние возможности, но зачем бить ребенка по голове? Пусть пока поиграет.

Тут случилось непонятное: кинозвезда прижалась ко мне мягким овчинным бочком и посмотрела на меня так откровенно, что я растерялся.

Брови у нее были неприятно красивые, соболиные: сам безбровый, я недолюбливаю бровастых людей.

— Как хорошо, что ты пришел, — шепнула мне звезда. — А я уже начала волноваться.

— Простите, — пробормотал я, отодвигаясь, — это вы ко мне?

Соня повернулась к девице и сказала:

— Ритуля, солнышко, ты перегнула палку. Он тебя не узнал.

Я присмотрелся: не такая уж взрослая дама была моя соседка, и кое-что в ее лице еще оставалось от глупой Черепашки.

Видимо, напоследок девушка душевно поработала над своей внешностью.

— Ну, ты даешь, — всердцах сказал я Черепашке. — Это ж надо! На себя не похожа.

— Я для тебя старалась, — упавшим голосом ответила Черепашка.

— А я тебя просил? Нет, я тебя просил?

— Чего ты пену гонишь? — вмешался Малинин. — Клёвая получилась гирл¡. Лично я одобряю. Садись, Маргарита, со мной, вспомним молодость. Товарищи красот не понимают.

Понурив голову, Черепашка молчала.

Пилот сидел впереди и озабоченно изучал приборный щит, не обращая внимания на наши разговоры. Типичный андроид серии «аноним», только в шлемофоне.

— Непонятно, кого мы ждем, — ни к кому не обращаясь, проговорила Соня.

— Не «кого», а «что». Модель номер четыре, — ответил Юрка и снова захохотал.

— Вот как дам сейчас в глаз, — свирепо сказала Соня. — Гнусный эпизоотик.

— Кто-кто? — живо переспросил Юрка. — Как ты меня назвала?

— Эпизоотик, — четко повторила Соня. — Жертва массового заболевания скота.

— Ух ты, класс, — восхитился Юрка. — Эпизоотик! Шикарное слово. Беру.

На этого человека нельзя было долго обижаться.

Тут толстая, с пазухами, металлическая дверь вновь отодвинулась, и в кабину заглянул Денис Дмитриенко.

Он был в дутой нейлоновой куртке (должно быть, на гагачьем пуху) и без головного убора. Длинные патлы его были завязаны на затылке черной бархатной ленточкой.

— Во копуша, — недовольно проговорила Соня. — Что так долго?

— Та, уговаривали, — ответил Дмитриенко — против ожидания, миролюбиво. — Грозили, орали, даже бить собирались, еле ноги унес. Ну, что, все наши в сборе?

— Все, кроме Лены, — ответил я.

— Лена не едет, — коротко сказал Денис.

И у меня сжалось сердце: бедная продвинутая девочка… Я тоже хорош: выбросил живого человека за окошко, придурок. Как она будет теперь? В чужой стае, в диком космосе, навеки одна…