Василий Гавриленко: Попаданец в группу Дятлова. Сборник рассказов

— Понятно, — отозвался мальчишка.

Анна Павловна достала чистый формуляр, вписала туда название книги.

— Как тебя зовут-то?

— Жигай, — буркнул грабитель.

— Как?

— Жигай я. Сталкер.

— Ну, хорошо, — терпеливо сказала Анна Павловна. — Сталкер Жигай. Так и запишем.

Она заполнила формуляр, вставила его в конвертик на форзаце книги и протянула книгу мальчишке.

— Держи. И помни: сильно давить, раскрывая книгу, нельзя. У книги слабый корешок.

Тот взял книгу заметно дрожащей рукой.

Анна Павловна занялась своим делом. Мальчишка некоторое время стоял посреди библиотеки, переминаясь с ноги на ногу.

— Тетя?

— А?

— Мне можно идти?

Анна Павловна вздохнула, достала из конторки нож мальчишки, протянула ему.

— Забери это. Да, и еще…

Пошарив в сумке, она вынула три ржаных сухаря и положила на конторку.

— Это тебе.

Мальчишка схватил сухари и выбежал из библиотеки. Анна Павловна услышала, как простучали подошвы ботинок по ссохшемуся деревянному полу.

Вздохнув, она продолжила работу.

На третий день сталкер Жигай, конечно же, не пришел. Книга «Три мушкетера», отличное детгизовское издание с картинками, канула в Лету. Конечно, этот малолетний поросенок использовал книжку на розжиг костра, а то и на что-то похуже.

Закончив лечение книги сказок, Анна Павловна взяла сумку, автомат, затушила лампу и отправилась домой. Над головой уже сияли звезды, а где-то над лесом, начинающимся сразу за городом и отлично видным с пригорка, повисла полная луна.

С момента посещения Жигая прошло семь дней. Ночью Анне Павловне не спалось, и она думала, что поступила неправильно. Как она могла прогнать прочь единственного человека, встреченного за пять с лишним лет, причем — мальчишку?! Да, этот «сталкер» стал злым и коварным, как маленький зверек, но… Разве у нее есть выбор? Разве не лежат на импровизированном кладбище в огороде ее дочь и сын? Разве город не спит мертвым сном?

«Что же я натворила? Что натворила?».

Слезы душили женщину.

Да, этот мальчик мог убить ее, мог украсть у нее автомат и застрелить. Но — он мог бы…

Боже, Боже… Он мог заменить ей сына.

«Дура. Чертова дура. Идиотка. Помешанная книжница».

Вместо сна Анна Павловна обзывала себя последними словами. Одиночество душило ее.

Прошло десять дней.

Анна Павловна осунулась и похудела. Ее взгляд стал рассеянным. Но самое главное — она не брала в руки книг. Пять лет восемь месяцев двадцать один день она читала. Читала каждый день, на ночь. Читала, погружаясь в другие миры, забывая обо всем на свете. Плакала и смеялась вместе с автором.

Но теперь она поняла, что книги — мертвы. А вот мальчик, заглянувший в библиотеку, был живым. И она поменяла живое на мертвое.

Это предстояло исправить.

Канистру с бензином она взяла в гараже Тимофеевых. Хорошие были люди, душевные. Не то, что она. Мальчик ушел, наверняка он погиб где-то от голода. А она… Она пожалела для него чипсы!

Анна Павловна шагала к библиотеке твердым шагом. Ее волосы трепал ветер, изуродованные губы стали тонкой искривленной нитью. Книги — врут. Книги не спасают от одиночества.

От одиночества спасает бензин.

Анна Павловна села на пол, вздрагивая всем телом, отвернула крышку на канистре. Резкий запах ударил ей в ноздри. Женщина кашлянула, откинув с головы волосы, поднялась, готовая плеснуть бензин на книжные стеллажи.

Скрипнули под подошвами ботинок ссохшиеся доски.

Анна Павловна обернулась.

Мальчишка стоял на пороге. В левой руке — книга. «Три мушкетера». Детгиз. 1965 год. С иллюстрациями. В правой — банка тушенки.

— Тетя, — смущенно проговорил мальчик. — У тебя случайно нет еще про Дартаньяна? Я принес тебе тушенки…

Программа в очередной раз дала сбой, и Архип выключил систему. Вытер пот, выступивший из-под козырька фуражки, выпил остывший кофе. Возвращение давалось тяжело: перед глазами все еще маячили серые улицы Москвы 1939 года.

В лаборатории уже никого не было, последней, наверно, ушла уборщица Клава и, конечно, не выключила свет. Если бы попытка удалась, свет так и остался бы гореть, а это недешево. Надо будет сделать ей выговор.

Архип вспомнил все те маленькие и большие проблемы, сплетни, выплывшие из небытия после его назначения. В лаборатории поселился стойкий дух снисходительности. Снисходительности по отношению к нему, Архипу. Конечно, напрямую никто не говорил об этом, однако во взглядах, жестах, случайных, казалось бы, не относящихся к делу, фразах проскальзывало, нет, не недоверие, а неполная уверенность в том, что именно Архип должен был убить Сталина. Безусловную поддержку он ощущал лишь от молчаливой, похожей на мышку, Нади, но та, он догадывался, была тайно в него влюблена.