Роберт Говард - Ужас из кургана

Слова замерли у него в горле. В окне появилось лицо и уставилось на него, беззвучно шевеля губами. Ледяные глаза, казалось, проникли до самых тайников его души. Из глотки Брилла вырвался вопль и отвратительный призрак исчез. Но в хижине появился гнилостный запах, висящий ранее над курганом. Дверь хижины заскрежетала и начала медленно прогибаться внутрь. Брилл встал спиной к стене, револьвер плясал у него в руке, а в вихре мыслей выделялась только одна - сейчас между ним и ужасным порождением ночного мрака из тьмы веков была лишь тонкая деревянная перегородка. Его глаза расширились при виде подающейся двери и он услышал стон удерживающей засов скобы.

Дверь рухнула внутрь. Брилл не завопил. Его язык превратился в ледышку, а остекленевшие глаза уставились на высокую, похожую на хищную птицу фигуру - ледяные глаза, длинные черные когти, истлевшее платье старинного покроя, высокие сапоги со шпорами, мягкая шляпа с поникшим пером, превратившийся в лохмотья просторный плащ... В темном дверном проеме стояло отвратительное существо из прошлого, при виде которого у фермера пошла кругом голова. От фигуры исходил леденящий холод, пахнущий затхлой глиной и кладбищенской землей.

Неожиданно тварь набросилась на него, как падающий на добычу гриф.

Брилл выстрелил в упор и увидел, как клок материи вылетел из груди существа. Вампир покачнулся от удара тяжелой пули, но выпрямился и с пугающей быстротой снова кинулся на Стива. Брилл с придушенным воплем припал к стене и револьвер выпал из его бесчувственной руки. Так значит, темные легенды говорили правду - оружие человека бессильно, ибо разве может он убить того, кто был уже мертв долгие столетия?

Когтистые руки потянулись к его горлу, погружая молодого ковбоя в горячку безумия. Он сражался с холодной мертвой нежитью, пытающейся завладеть его жизнью и душой так, как сражались когда-то, бросая вызов суровой судьбе его предки-пионеры.

Брилл почти не запомнил подробностей смертельной схватки. Она показалась ему слепым хаосом, где он рычал, рвал и молотил кулаками чудовище, впившееся в него длинными черными когтями пантеры и лязгающее острыми зубами у самого его горла. Они то катались по полу хижины, окутанные тлетворными складками древнего плаща, то поднимались и, шатаясь, пытались одолеть друг друга среди останков развалившейся мебели, но ярость вампира была не ужаснее отчаяния обезумевшей от страха жертвы.

Наконец они рухнули на стол, повалив его на бок и масляная лампа разлетелась вдребезги от удара о пол, облив стены пламенем. Брилл почувствовал на себе брызги горящего металла, но в пылу сражения не обратил на раны внимания. Черные когти терзали его, нечеловеческие глаза леденили душу, а иссохшая плоть чудовища казалась ему наощупь твердой, как сухое дерево. Волны слепой ярости окатывали Стива Брилла, он дрался с кошмаром как безумный, а вокруг них уже занимались огнем стены и крыша хижины.

Они продолжали сражаться среди языков пламени, напоминая демона и смертного, одержимых битвой на раскаленном пороге ада. Брилл собрал в себе силы для последнего отчаянного выброса энергии; окровавленный и задыхающийся, он оттолкнул гнусную тварь, затем вновь бросился на нее и обхватил так крепко, что даже вампир не мог разорвать его хватку. Взметнув дьявольского противника в воздух, он ударил его о торчащий край стола, как человек, ломающий о колено деревяшку. Что-то хрустнуло, будто сломалась ветка, вампир выскользнул из рук Брилла, упал на горящий пол и застыл в нелепой изломанной позе. Но он не был мертв, потому что его горящие глаза сверлили Брилла с голодным вожделением, а тело пыталось ползти к нему, несмотря на сломанный позвоночник, как ползет умирающая змея.

Задыхаясь и едва не падая, Брилл стряхнул кровь с глаз и почти наощупь вышел через сломанную дверь. Очутившись снаружи, он, спотыкаясь, бросился через заросли мескита и чаппараля, как беглец из ада, и бежал до тех пор, пока не рухнул в изнеможении на землю. Оглянувшись, он увидел пламя пылающего дома и поблагодарил Господа за то, что хижина его выгорит дотла и кости дона Сантьяго де Вальдеса обратятся в прах, не оставив о нем более памяти людям...