Я грелась у призрачного костерка, который давал больше дыма, чем пламени, и опять раздумывала над причинами и побуждениями, из-за которых я втянулась в эту авантюру. Понятно, что о том, чего не изменишь, и думать не стоит — что есть, то есть, но почему-то всегда тем не менее пытаешься переиграть ситуацию, словно те бесчисленные варианты, которые крутятся в голове, имеют какое-то отношение к реальности. При этом неосуществимые в принципе или упущенные возможности расцвечиваются чудными цветами радуги да еще и возникает острая тоска по привычному укладу — как будто дома последнее время я жила в тепле и холе, ожидая от завтрашнего дня одно лишь хорошее.
Я вовремя засекла эту психологическую ловушку и не дала себе забраться в нее основательно и позволить ей захлопнуться; и тут как раз начали просыпаться остальные — кроме Кристинки, которую, видимо, крепко уложило вчерашнее сочетание снотворного с коньяком. Томас тоже подошел к костру и занялся котелком, в котором мы кипятили воду, — он уже сходил к ручью и теперь устанавливал котелок над огнем.
— Хоть попьем чего-нибудь горячего, — сказал он.
— Слушай, она до сих пор спит. Сколько ты ей вкатил?
— Ты понимаешь, — сказал он, — я так рассчитал, что лучше бы ей поспать. Первый шок за это время пройдет, а значит, меньше шансов, что возникнут какие-то осложнения.
— Ну не может же она проспать всю дорогу?
— Почему? — говорит он. — Я перед отправкой ее еще накачаю. Конечно, какие-то неприятные ощущения у нее будут, но она их не будет осознавать так уж четко, да и забудет все скорее.
— Ты действительно полагаешь, что ее довезут обратно?
— Что значит — полагаю? — сказал он. — Если сегодня мимо нас эта автоколонна пройдет и там будут те люди, на которых я рассчитываю, ее довезут наверняка.
— Томас, — говорю, — зря ты так уверен. Ведь она им — обуза. Лишний груз. Так же, как и для нас, собственно, но у нас есть по отношению к ней какие-то обязательства, а у них ничего такого нету. Они с ней возиться не станут.
— Я могу дать тебе слово, — сказал он, — но какой в этом толк? Ты что тогда, больше поверишь?
— Не знаю, — говорю. — Ума не приложу. Понимаешь, мне очень бы хотелось надеяться, что все будет в порядке, но ведь я просто не могу не думать о других возможностях.
Он сказал:
— Ты же сама понимаешь: она благополучно доберется, если вся колонна благополучно доберется, конечно, и за второе я уже не могу поручиться. Но, по крайней мере, в том, что с ней будет все в порядке, у меня больше уверенности. Если честно, то у меня не слишком утешительные прогнозы в другой области.
— Ты что имеешь в виду? — спросила я для порядка, потому что отлично знала, что он на самом деле имел в виду.
— Нас, конечно. — Он вздохнул. — Я имею в виду нас. Потому что мы сейчас болтаемся примерно на границе двух округов, и нам еще надо отсюда как-то выбираться. А у нас нет машины и оружия тоже нет.
— Может, не стоит зарекаться, потому что Герка мог с собой что-то прихватить, или Игорь. Просто на всякий случай.
— В принципе — да, — говорит он. — А ты?
— Нет. Я — нет.
— А почему, интересно?
— Томас, — говорю. — Я не охотник, а жертва. Заяц. Зайца ведь спасает то, что он отовсюду все время ожидает опасности. А если у меня было бы оружие, это чувство опасности притупилось бы. И я могла бы по неосторожности попасть в такую ситуацию, которой иначе постаралась бы просто избежать. Потому что, когда у человека оружие, он начинает вести себя увереннее — наглее, во всяком случае, — и оттого больше шансов, что он нарвется на какую-нибудь неприятность. Я любую систему самозащиты имею в виду — каратэ там, кунг-фу какое-нибудь. Да и без толку все это. У меня еще и реакция замедленная.
— Да, — сказал он, — про это я уже слышал. Что ты с ней так носишься, с этой твоей замедленной реакцией?
— Да ничего я не ношусь. По-моему, лучше заранее предупредить. А то, что я так прямо и мужественно говорю о своих недостатках, — так это я просто изживаю свои комплексы.
— Господи, как мне надоели все эти сложности, — говорит он.
— Попей лучше чаю, пока горячий.
Тут проснулись Герка с Игорем. Герка был в порядке — просто злой и встрепанный, а Игорь до сих пор выглядел так, словно он двигался во сне. Взгляд у него был мутный и какой-то расфокусированный. Может, потому, что во время этого катаклизма он расколотил свои очки.
— Попей чаю, — говорю. — Ты, сомнамбула.
— Что-то мне паршиво, — ответил он вяло.
— Тебе, по крайней мере, сегодня надо весь день лежать. До вечера.
Читать дальше