Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !

Сказано в евангелии: блаженны нищие духом. Это и нужно прежде всего. Они верят в бога? Ну, так я стану им!" Михаил Иванович вздохнул - мудрено закручено.

Вздохнув еще раз, он перевернул страницу и уперся в строчки, подчеркнутые красным: "Характер времени, представляющего собой спиральную ленту, которая вечно вращается, но не передвигается в своем сверхпространстве..." Каждое слово в отдельности было понятно, а вот все вместе - темный лес. Михаил Иванович, обозлясь то ли на себя, то ли на непонятность, хотел было отложить тетрадку, но, помедлив, достал из кармана пухлую записную книжку, с которой не расставался никогда, занося в нее кратенько все, что могло пригодиться при изготовлении очередного "сигнала". Перелистав исписанные страницы, он аккуратно кое-что для памяти переписал своими словами. А рассуждение насчет характера времени, прельстясь непонятностью и явной научностью, на всякий случай списал дословно.

Положив себе за правило каждый вечер прочитывать сколько сумеет, Михаил Иванович решил, что на сегодня хватит и, бросив тетрадку на паучий столик у изголовья, развалился на тахте, к необычному виду которой он уже несколько попривык, как и ко многим иным вещам и порядкам.

Поворачиваясь с боку на бок, он устроился поудобнее, и вдруг с неожиданной яркостью в памяти его всплыл тот, казалось, такой далекий, навсегда провалившийся в прошлое вечер, когда явился к нему неожиданный гость, и все, что последовало за этим.

...Машина тихо скользнула в темный безлюдный переулок и остановилась у ступеней, полукругом поднимавшихся к входу, похожему на гостиничный. Стекляннную, слабо освещенную изнутри дверь никто не распахнул перед нимиона распахнулась сама. Правда, Михаил Иванович заметил, как провожатый наклонился к какой-то пупырчатой бляхе на косяке и что-то промычал.

В конце длинного, крашенного серой краской коридора провожатый, остановившись перед массивной дверью, снова что-то бормотнул - и дверь отошла. После тускло освещенного коридора яркий свет, ударивший из дверного проема, заставил Михаила Ивановича зажмуриться на мгновение. Перешагнув порог, он огляделся со вновь вспыхнувшим недоумением: огромная комната, скорее даже зал, а не комната, совершенно пустая - ни стола,, ни стула. Голые белые стены. Шагах в двадцати на желтом паркете черное пятно. Михаил Иванович вгляделся - посреди комнаты прямо на полу стоял телефонный аппарат.

Провожатый наклонился, взял трубку, молча что-то выслушал, положил трубку и обернулся: - Мне приказано оставлять вас один. Я уйду, наберите номер 12345678...

Михаил Иванович мелкими шажками - как бы не поскользнуться - подошел и, дождавшись когда дверь закрылась, поднял трубку, подержал, приложил к уху, потом повертел, разглядывая, и, наконец, решившись, набрал номер.

В трубке щелкнуло. И негромкий, какой-то жестяной голос сказал: Здравствуй, мой сын...

Михаил Иванович вежливо ответил: - Здрасьте...

Голос ровно, без всякого выражения, продолжал: - Не перебивай меня. Не отвечай мне. Этого не нужно. Я тебя не услышу. Все, что я хочу тебе сказать - магнитозапись. Я обманул тебя, пообещав скорую встречу. Этой встречи не будет - почему, об этом позже. Но мне нужно было обеспечить твое согласие. Обман этот - пустяк. А если учесть, что получаешь ты - то он и вовсе благо...

Жестяной голос умолк. Михаил Иванович перевел дыхание, и в это мгновение в голове у него всплыл во всей своей пугающей недвусмысленности вопрос: да что это с ним приключилось?

Голос в трубке возник снова: - Но, к делу. Меня зовут Готлиб Килер. В 1942 году я со своей ротой стоял в том самом городке, где тебя отыскал Зигфрид... Твоя мать Мария Сидоркова, урожденная Мария Герль, фольксдойче, работала у меня в комендатуре. От нашей с ней связи в мае 1943 года должен был родиться ребенок. О судьбе твоей матери я не смог узнать ничего. Но тебя я нашел...

Если бы кто-нибудь в эту минуту мог взглянуть на Михаила Ивановича, он увидел бы, что лицо его выражает крайнюю степень обалделости. Еще бы: матушка его Аграфена Ивановна Сидоркина, а не какая-то там Мария Сидоркова, относительно благополучно доживала свой век с супругом, Михаила Ивановича папашей, Иваном Никитичем в селе под Красноярском и никогда за пределы его так и не собралась. И в сорок втором году Михаилу Ивановичу было пять лет, и уже по этой причине никак не мог он родиться в мае сорок третьего года. Да и в городишке этом появился он по известной причине чуть больше года назад.