Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !

Маятник старательный и грубый,

Времени непризнанный жених,

Заговорщицам-секундам рубит

Головы хорошенькие их.

Иван подождал, потом, не оборачиваясь, вежливо спросил: - Сам написал?

Алексей хмыкнул. Иван хотел было обидеться, но, собственно, чего обижаться? Что он, все стихи на свете знать должен? А впрочем... Неожиданная мысль понравилась Ивану и он, продолжая работать с тестером, спросил, попрежнему не оборачиваясь: - Значит, загадки уважаешь? Ну, так послушай. Я - тупой, посмотрим, какой ты отгадчик.

- Давай давай,- не без насмешливости отозвался Алексей.

- Даю, даю,- в тон ему ответил Иван,- слушай:

Где-то что-то пролетело,

В дым залитая скула,

И душа моя и тело

Почернели добела.

За окошком воют кошки,

Вдалеке собачий плач.

И луна глядит в окошко,

Как надкушенный калач.

Съем луну я всю до крошки,

Заведу себе слона,

На окне повешу кошку

И отмоюсь дочерна...

- Что за бред?- недовольно спросил Алексей.

- Какой бред, это я в "Зорьке" вычитал.

- Постой, постой, еще там, что ли?

- Ну. Только вот какие пироги: я этот стишок и раньше знал.

- Как раньше? Говори толком.

Иван, немного подумав, рассказал о том, как, едва прочитав первую строчку, понял, что стихотворение это откуда-то знает. И на всякий случай для проверки отложил газетку, про себя прочитал стишок от первой до последней строки, потом глянул в газету - точно, до словечка.

- Как это может быть, до сих пор не пойму.

Алексей даже привскочил: - Ну сколько раз просил - вспоминай и рассказывай все. Любая деталь, любой обломок, как в мозаике, может иметь значение. Вот ты говоришь, что непонятно, как это произошло. А это понятно, хотя и невероятно: местное возмущение времени тебя вынесло на несколько часов вперед, когда это стихотворение уже существовало, а потом унесло обратно, и получилось, что поэт еще не написал стихотворение, а ты его уже знал. Теоретически возможность местного возмущения времени известна. Тебе повезло убедиться, а ты молчал.

Иван не очень понял Лешкины объяснения, но, вспомнив, что и не такие штучки выкидывало с ним время, сказал: - Да я-то почем знаю, что тебе вдруг важным покажется...

- Сколько я тебе толковал об этом: ты не раздумывай, что стоит рассказать, а что - пустяк. Вспоминай все, что где-то застряло, или за другими воспоминаниями спряталось. Ты ведь рыбак? Так вот, когда удочку забрасываешь - почем знаешь, что за рыба клюнет, верно? Может, осетр, а вдруг мелкота какая-нибудь. А в пузе у осетра, пусто, а у этой мелкоты перстенек золотой. На ловца бежит зверь...

Иван помялся, разговор подобный повторялся много раз, и он вроде бы все уже вспомнил, но, оказывается, память хранила про запас еще какие-то осколки фактов, и эти осколки неожиданно оказывались очень важными.

Иван понимал это, больше того: попытки вспомнить что-то еще к тому, о чем уже рассказывал, стали для него своего рода азартной игрой в пятнашки с собственной памятью. "Так, об этом уже говорил... об этом тоже... Стихи?

Уже было... Ага, вот, об этом, кажется, до сих пор ни разу и не вспомнил". Обнаружив в собственной памяти за коулок, в котором до поры до времени пряталось воспоминание, Иван радовался, как рачительная хозяйка, отыскавшая затерявшуюся, но нужную вещь. Иван оглядывал "вещь" и так и эдак, тщательно протирал "пыль", пока не проступали ясно и чисто все мельчайшие детали. Вот и сейчас, замечание Алексея насчет ловца обернулось неожиданым ключиком, распахнувшим почти позабытую дверку, за которой смирно лежал осколок мозаичной "картины", о которую Иван чуть было не расколотил собственный лоб... Как-то после похода в музей, куда его водил Сверливый, Иван спросил Гая Петровича: - А почему о Лжедмитриях никаких экспонатов не выставлено? У вас же их здесь куча. Неужто нечего показать?

- Вот именно - куча. И показать, конечно, есть что. Но это противоречило бы принципам экспонирования. Суть в том, что все виденное вами, факт установленный: существуют ли на самом деле личности и явления, отраженные в экспозиции, или нет - неизвестно. Это, подчеркиваю, установлено точно.

- Что установлено?- поразился Иван.- Что Чингисхан есть или что его нет?

- Точно установлено, что это неизвестно. Или есть, или нет,- пояснил Сверливый.

Иван все равно не понял, но Гай Петрович продолжал: - А вот по поводу Лжедмитриев все наоборот - никаких "или". Они существуют. И вот это...Сверливый запнулся, потом быстро проговорил:- Ага, на ловца и зверь бежит.

Навстречу неторопливо шествовал крупный вальяжный мужчина с окладистой черной бородой, в расшитой шнурами коричневой венгерского покроя куртке. От ворота до пояса куртка была тесно усеяна большими и маленькими значками, посверкивавшими на солнце. Все это Иван, взгляд которого приобрел в последние дни небывалую пепкость, узрел в единый миг.