Дав ему знак замолчать, Грэхем снова приблизил губы к уху лежащего и тихо сказал:
— Доктор Бич разрешил вам сказать все, что вы знаете.
— Бич! — воскликнул несчастный — Почему же он велел мне ничего не рассказывать?
— Он сам вам велел? — ошеломленно спросил Грэхем.— Когда это случилось? Он что, заходил сюда?
— За час до вашего прихода,— тихо проговорил собеседник.
Грэхем с трудом сдержался, чтобы не крикнуть: «Так, значит, он жив!» — но вовремя взял себя в руки и доверительным тоном произнес:
— Час — большой срок, многое могло произойти. Говорите без всяких опасений.
Запеленатая фигура на кровати слабо пошевелилась.
— Позавчера мы получили новую эмульсию,— неохотно признался он.— Мы работали над ней уже три месяца под руководством Бича. Вкалывали как проклятые, в три смены, день и ночь. На нас так жали, как будто каждая секунда обходилась кому-то в тысячи долларов. Бич не собирался отступать. Чтобы разработать такой состав, одному экспериментатору потребовалось бы лет десять, но нас было шестьдесят, и все ресурсы компании были к нашим услугам. Наконец в среду утром Уайман получил ее. Да, это было в среду утром, но мы не были уверены окончательно, что он получил именно то, что нужно, пока не испытали ее как раз перед самым взрывом.
— Что это была за эмульсия и как вы ее испытывали? — задал наводящий вопрос Грэхем.
— Фотографическая эмульсия, сохраняющая чувствительность далеко за пределами инфракрасного диапазона, гораздо дальше, чем любые имеющиеся в продаже пленки, которые нам удалось раздобыть. Бич считает, что такая эмульсия должна регистрировать какие-то объекты вроде солнц, а зачем — не знаю. Никто из нас не знал.
Использовав состав Уаймана, мы провели обычную экспозицию и действительно получили негативы, на которых запечатлелись какие-то штуки, похожие на мелкие солнца.
— А дальше, дальше? — подгонял его Грэхем.
— Мы стали их с любопытством разглядывать и потом еще долго обсуждали. Эти солнца представляли собой небольшие шарики невидимого излучения. Три или четыре из них парили над крышей экстрационного цеха номер четыре. Почему-то — я не могу объяснить, почему именно,— после того как мы их увидели, всеми овладело сильнейшее волнение, люди просто из себя выходили. В тот момент, когда мы узнали, что испытания дали положительный результат, Бич был дома, и Уайман ему позвонил. Как раз в середине их разговора — трах! — и все взлетело в воздух.
— А Бич определенно знал о существовании этих предметов еще до того, как вам удалось их сфотографировать?
— А как же! Я не знаю, откуда он о них узнал, только он наверняка был в курсе.
— И он никогда не намекал вам на происхождение этих объектов?
— Нет. Только объяснил, как они должны выглядеть на негативе. И все. Он вообще о них особо не распространялся.
— Спасибо,— сказал Грэхем.— Я уверен, что вы нам здорово помогли.
Отодвинув стул, он медленно вышел из палаты. Корбетт в полном недоумении следовал за ним. Миновав изогнутую аллею, выходящую на главную дорогу, они остановились у гиромобиля, принадлежащего начальнику полиции.
Повинуясь какому-то еле уловимому импульсу, какому-то странному наитию, которого он не смог бы ни выразить словами, ни объяснить, Грэхем постарался выбросить из головы результаты только что закончившегося допроса и сосредоточиться на чем-нибудь другом. Повелевать своим умом оказалось не так-то легко, и первые несколько минут, пока ему не удалось направить непокорные мысли по безобидному пути, он буквально взмок от напряжения. Грэхем извлек из памяти женский образ, и ум его с готовностью принялся любоваться волной черных кудрей, изгибом бедер, безмятежной улыбкой, которая временами освещала миловидное лицо в форме сердца,— ну конечно же, это была доктор Кертис! Как мужчина, он мог без всякого труда забывать о ее профессиональных качествах. И вообще, кто дал ей право напускать на себя ученый вид — с такой-то фигурой!
Он все еще мысленно всматривался в ее спокойные, ясные глаза, когда Корбетт залез в кабину и недовольно проворчал:
— Жаль, парень не смог объяснить, что это еще за чертовы солнца!
— Да,— не слушая его, согласился Грэхем и захлопнул за тучным полицейским дверцу.— Позвоню вам в управление сразу после обеда.— Он торопливо зашагал прочь, по-прежнему упорно сохраняя в воображении необычайно яркий образ девушки.
Опустив стекло, Корбетт крикнул ему вслед:
— Этими солнышками наверняка стоит как следует заняться! Ставлю жизнь на карту — что-то тут не чисто!
Читать дальше