Эрик Расселл - Часовые Вселенной

— О нет, мистер Харпер,— заверила она.

И она говорила правду. В мыслях Мойры читалось, что ей хотелось бы, чтобы босс был дюймов на десять повыше и лет на десять помоложе — это могло бы добавить некоторой пикантности конторской работе. Но только и всего: самые сильные эмоциональные запросы Мойры удовлетворялись где-то за пределами этого кабинета.

Харпер не стал глубже погружаться в ее мысли. Его жизнь напоминала жизнь человека, идущего через ночной город с хорошо освещенными спальнями, окна которых распахнуты настежь. Он пытался не подсматривать, он не хотел смотреть, но часто избежать этого не удавалось. Он вторгался в частную жизнь по двадцать раз на дню и столько же раз об этом сожалел.

— Райли, похоже, несет ерунду.

— Да, мистер Харпер.

Наутро Харпер позвонил Райли.

— Что-то мне не по себе от нашего вчерашнего разговора.

— На что я и рассчитывал.

Райли самодовольно ухмыльнулся с крошечного видеоэкрана.

— В моем деле все под контролем и организовано получше, чем в некоторых полицейских управлениях,— сказал Харпер,— Думаю, я могу позволить себе отпуск на несколько дней без риска обанкротиться. Но вслепую действовать не намерен.

— Что ты имеешь в виду?

— Прежде всего — я ничего не добьюсь, если ребята Ледсома схватят меня скуки ради, едва я шагну за порог.

— Я за прослежу этим,— пообещал Райли,— Они оставят тебя в покое — если не сумеют доказать, что тебя можно брать тепленьким.

— Мне нужны адреса вдовы Элдерсона и той девушки. Атак-же типа, который звонил Ледсому,— если им удалось выяснить, кто он такой был.

— Предоставь все мне. Перезвоню, как только смогу.

Харпер повесил трубку, глядя, как темнеет экран. Ему не нравилась ситуация, в которой он оказался. То, что он ввязался в историю с убийством, волновало его меньше всего — рано или поздно загадка должна была разрешиться. Беспокоило его совсем другое, а именно — подозрения неуклюжего, но сообразительного Райли. В течение долгого времени умение Харпера обнаруживать злодеев оставалось для всех тайной. У Райли не было на этот счет веской теории, и все-таки он взял Харпера на заметку как прирожденного охотника на ведьм.

На самом деле все обстояло довольно просто. Харпер давным-давно обнаружил, что, если достаточно долго смотреть на человека с нечистой совестью, тот насторожится и в голове его во всех подробностях возникнет картина совершенного им преступления. За последние десять лет Харпер девять раз бросал рассеянный взгляд на людей, в мозгу которых срабатывал мысленный сигнал тревоги. Сами того не подозревая, люди эти сообщали Харперу, почему срабатывал такой сигнал, в буквальном смысле слова силой собственной мысли отправляя себя в тюрьму или на электрический стул.

Харпер легко мог представить, что бы началось, если бы все вокруг узнали, что их мысли вовсе не являются их нераздельной собственностью. У него не осталось бы друзей, кроме таких же телепатов, как он сам,— если таковые существовали.

Что касается преступников, те наверняка сделали бы все, чтобы отправить его на тот свет. Удовольствие, которое Харпер получал от жизни, тщательно скрывая свою сущность, сменилось бы непрерывным кошмаром.

В ожидании звонка Райли Харпер мрачно развлекался, представляя себе, как именно мог бы погибнуть от рук испуганных преступников. Естественно, они не могли прибегнуть к обычным методам, подкараулив его с пистолетом в темном переулке. Убийце не удалось бы не думать о том, что он собирается совершить, а это предупредило бы жертву о грозящей опасности. Не годилась любая тактика, подразумевавшая присутствие живого, мыслящего разума.

Им пришлось бы воспользоваться автоматическим, дистанционно управляемым устройством, которое не смогло бы выдать своих намерений. Например, бомбой с часовым механизмом.

Однажды утром Харпер мог прийти в свою контору, весело поздороваться с Мойрой, сесть за стол, открыть ящик, и... бах! А когда рассеялся бы дым, Харпер узрел бы загробную жизнь — если таковая вообще существует.

Возможно, полиция заинтересовалась Харпером именно потому, что он сообщал о преступлениях слишком открыто и слишком часто. Поступал он так по большей части потому, что терпеть не мог оказываться рядом с тем, кто безнаказанно совершил злодеяние; с тем, кто в любой момент мог попытаться совершить подобное еще раз. Эго шло вразрез с чувством справедливости Харпера. И ему нравилось сознавать, что наконец-то очередная несчастная жертва дождалась отмщения.