Томас Диш - Щенки Земли

Не осталось сомнения — занавес опустился. Маски больше нет.

— Каким образом…

— По десятку признаков, сэр, — не меньше. Хотя меня по-настоящему восхищает то, как вы их оседлали. Теперь с моей помощью скакать станет легче.

— С вашей помощью?

— Не перебивайте меня, сэр, — смиренным голосом скомандовал он. — Я как раз собирался поведать вам, как я до всего этого докопался. Во-первых, поступило радиосообщение о любимце, сбежавшем из самолета, который направлялся из Дулута в Сент-Пол. (Так, подумал я, вот где будет Жюли!) Говорилось также, что последний раз этого любимца видели одетым в майорскую шинель. Это послужило мне отправной точкой, сэр. Сообщение пришло через пару секунд после вашего приземления. Все стало ясно как дважды два.

— Вы сказали, что готовы помочь мне?

— А потом я заметил мелькание голых ног между обрезом шинели и вашими сапогами, однако, когда вы вышли из казармы, на вас была одежда, в которой я без труда узнал парадный мундир лейтенанта Моусли. Вот это да! Я сказал себе: происходит что-то подозрительное !

— У меня есть деньги, если это то, чего вы хотите…

— И наконец, когда я вошел сюда, я назвал вас майором Джонсом , если помните. А ожидали здесь майора Уорсингтона . Когда вы не возмутились на обращение Джонс, все стало на свои места. Как при сборке ажурной пилы. Меня как озарило.

— Пятьсот долларов?

— Вы не слушаете ! Все вы, любимцы, одинаковы — снобы. Вы думаете, что вы лучше нас, а на самом деле не стоите даже пуль, которыми вас убивают. Если бы мне не была нужна ваша помощь, я бы… Я бы заставил вас пожить некоторое время в моей шкуре. Тогда бы вы поняли! — В глазах Палмино появилось еще больше слизи; пистолет затрясся в его руке.

— Чего же вы от меня хотите? Конкретно, так сказать.

— Я хочу стать любимцем.

— Я уверен, мы все хотим этого. Все тринадцать тысяч. Но Господа ушли. Они нас бросили.

— Они вернутся. Мы дождемся их. Прямо здесь.

— Для вас это подходит, но у меня шаткое положение. Когда прибудет настоящий майор Уорсингтон…

— Мы устроим ему пышные похороны. Моусли тоже. Мне никогда не нравился этот ублюдок Моусли. И Фрэнгл — вы ведь уже едва не набросились на Фрэнгла. О, мы здорово повеселимся, сэр, только надо немного подождать, уж вы мне поверьте. В этих камерах около пяти тысяч пре-крас-ных сучек, сэр. Пять тысяч, черт побери!

— Палмино, у вас неправильное представление о том, что значит быть любимцем. Я принимаю ваше сотрудничество, но ни один Господин не потерпит того, что у вас на уме.

— Да? Приняв меня, они могут изменить мой характер. Я не буду возражать. Вероятно, после этого я стану нравиться себе гораздо больше. Они могут вылечить мои прыщи и сделать пониже голос. Они могут дать мне нормальное зрение и до краев наполнить мой организм гормонами и прочими приятными вещами. Я готов. Но и отказывать себе в удовольствии я не намерен.

— Мне необходимо время, чтобы подумать. Одному.

— У вас пятнадцать минут. Но помните — если вы не со мной, значит, против меня. В последнем случае капитан Фрэнгл узнает все о майоре Джонсе . Подумайте об этом — но и не помышляйте поступить со мной как с Моусли. Я уже сообщил четверым охранникам — моим друзьям, — откуда дует ветер. И я не намерен извещать вас, кто эти четверо. Так что вперед — думайте.

Я отправился в квартиру Моусли. Окно над кроватью решеткой не забрано и находится в ничтожных пяти метрах от земли. Никто не заметил бы меня, потому что охранники по-прежнему стояли «смирно» во дворе. Пробежать огородами и снова схорониться в брошенном фермерском доме труда бы не составило. Там я придумал бы, как добраться до Сент-Пола и Жюли Дарлинг. Чего я, в конце концов, могу ожидать от освобождения этих тысяч заключенных? От чего и куда им бежать? Зачем рисковать их жизнями? Возвращение Господ, о котором говорил Палмино, — их единственная надежда, а тюремные стены Господам не помеха.

Свесив ноги, я сидел на грубом камне наружного карниза, готовый к прыжку, когда услыхал донесшийся издалека тенор. Невыразимо грустный голос мог бы растрогать даже такое твердокаменное сердце, как сердце Палмино:

Это был последний акт «Трубадура»! Это был голос Святого Бернара!

К его голосу присоединилось дрожащее сопрано Кли. Это было бессмысленно, я знаю, это было умопомешательством, но я в то же мгновение решил, что должен остаться. Моя мать, не задумываясь, бросила меня , когда я был всего лишь щенком, но это мою совесть не успокоило. Я должен был вырвать Любимую Матушку из лап Дингов.