— Ходили слухи… слово здесь, слово там… Ничего такого, в чем можно быть уверенным, вы же понимаете… ничего явного, и тем не менее…
— Слухи, говорите? И какого же сорта слухи?
— О, неопределенные слухи, сэр! Исключительно неопределенные и непонятные. Почти невероятные, но тем не менее… — И капитан ловко подмигнул.
— Что тем не менее? — продолжал я настаивать.
— Видите ли, я хотел сказать — тем не менее вы здесь. Думаю, в этих слухах что-то все-таки было. С другой стороны, может быть, и нет. Я бы сказал, как посмотреть. Вы наверняка знаете это лучше меня , майор. — Он закончил мастерски отрепетированным смешком самоосуждения. Затем, повернувшись к двум мелким сошкам, которые складывали мой парашют, капитан приказал им поторапливаться — на этот раз его тон был совершенно иным.
К счастью, я достаточно хорошо знал «Ревизора», великолепную комедию великого русского писателя Николая Гоголя, чтобы заподозрить определенное совпадение ситуации, в которой оказался его герой, с моим положением. Орел на плече одолженной мне шинели, видимо, ввел капитана Фрэнгла в заблуждение, и он поверил, что я выше его по званию. Мне также показалось, что он ожидал прибытия старшего офицера — и без удовольствия. Можно было надеяться некоторое время поддерживать этот блеф, но только не в помещении, потому что под шинелью я был гол, как Лаокоон, не считая резиновых сапог.
— Чашечку кофе, майор? Или предпочитаете что-нибудь более бодрящее? А? Что дает цвет щекам и приносит улыбку на… Другими словами, вы не откажетесь от стаканчика… или двух? А? — Говоря, капитан, словно крадучись, приближался к освещенному дверному проему в углу огороженного постройками двора.
— Сперва несколько вопросов, капитан, если не возражаете.
— Ни в коем случае, сэр! Ни в ма-лей-шей степени! Нам нечего скрывать от вас, сэр. Наши сердца… и наши руки… так же открыты для вашей инспекции, как если бы… и, если пожелаете, наши записные книжки тоже! Это лишь шутка, вы понимаете; располагайте мною, майор. Чувствуйте себя как дома в нашей маленькой тюрьме.
— Много ли здесь офицеров, кроме вас? Сколько охранников?
— Офицеры? Ну, лейтенант Моусли, конечно. Моусли хороший человек. Я думаю, вы уже встречались с ним, когда эвакуировали Шрёдер.
— О да, Моусли . Где сейчас Моусли?
— Он принимал душ, когда вы приземлились. Полагаю, сейчас он одевается. Должен быть здесь с минуты на минуту. Есть еще Палмино. Он лишь унтер-офицер, но заведует радиобудкой и поддерживает генератор в рабочем состоянии. Боюсь, без Палмино нам было бы туго. Хотя он совсем не джентльмен… не то что мы с вами, майор. Двое других — док Куилти и капитан-священник. Преподобный капитан, вероятно, пожелает обсудить с вами религиозные материи, сэр. По поводу этих чертовых любимцев. Видите ли, он думает, что все они должны стать баптистами… ну, понимаете, я ничего не имею против баптистов… некоторые из моих лучших друзей… вы согласны? Но сразу, скопом — я как раз возражаю против… все этот поток ! Я хочу сказать…
— Продолжайте, капитан. Сколько охранников?
— Не сомневаюсь, что вы видели мой последний рапорт по этому поводу. Пополнения не было. Только ситуация стала еще хуже: дезертирство, измена, саботаж… Мне нужны охранники, чтобы охранять охранников, и это факт. Видите ли, теперь, когда крикам пришел конец, когда вернулась монотонность жизни, все эти добровольцы… вы согласны? И только регулярные войска — старые члены Корпуса вроде меня…
— Мне не нужны оправдания, капитан. Только численность.
— Сто двадцать. Поменьше, я полагаю. Видите ли, сэр, я могу объяснить…
— Сто двадцать? А сколько любимцев?
— Я не уверен, что смогу назвать их точное число. Оно все время меняется. Я просто не помню. Но эту тюрьму никогда не собирались приспосабливать…
— Капитан! Меня интересуют цифры! — Я вложил в этот окрик всю властность, на какую был способен.
— Тринадцать тысяч, сэр. Плюс-минус несколько сотен.
— Один охранник на сотню любимцев! Как вы ухитряетесь держать их под контролем?
— О, с этим нет проблем. Я, вероятно, мог бы обойтись и десятком охранников. Они же, в конце концов, всего лишь любимцы. Не в том смысле, как если бы… Я имею в виду не то, что они нас любят. Просто они не выглядят в полном смысле… какое же это слово… человеками ? Они знают место и держатся за него. И потом, знаете, эти несчастные искренне верят, что Господа продали их нам в рабство.
Читать дальше