Петр Губанов - Искатель. 1970. Выпуск №2

— Я не знаю, как вас благодарить, — сказал он немолодой женщине. — Лучшего спутника для поездки в Австралию, когда там начнется революция, я бы иметь — не желал, — улыбнувшись, добавил Рид.

— Весьма признательна за похвалу, но… да хранит вас бог! — с грустью в голосе сказала ему леди Инкери на прощанье.

Двое мужчин вышли из дома и пешком отправились на вокзал. Билеты были взяты заранее. Они сели в вагон и утром были в Хельсинки на конспиративной квартире. А через несколько дней туда пришли двое молодых финнов в барашковых шапках и огромных пьексах. Одного из них — большеголового и нескладного, с веснушчатым обветренным лицом — звали Антти, второго — чуть пониже ростом — Матти.

Джон Рид, Антти и Матти сидели в пустом купе. Если бы кто-нибудь посторонний заинтересовался ими, то никак не смог бы определить, что это одна компания. Двое финнов мирно беседовали между собой, ничем не выдавая своего знакомства с третьим пассажиром — моряком.

Рид смотрел в окно на бегущие навстречу верстовые столбы, стога сена, увенчанные снеговыми шапками, желтые домики железнодорожных стрелочников. Он припоминал знакомые лесные поляны и повороты, которые видел из окна вагона в прошлый свой приезд в Европу.

На пограничной станции Териоки трое пассажиров вышли из вагонов и направились в лес, подальше от железной дороги. Они пришли на пустынный хутор и сделали привал. Пожилой рыжебородый финн, служивший лесником, накормил Рида и его проводников горячим супом и кашей, дал им лыжи. Как только стемнело, трое вышли из домика.

Лыжню прокладывали проводники. Рид двигался следом за ними. Вначале он отставал: с непривычки ноги никак не хотели ладить с финскими креплениями, состоявшими всего из одного ремешка, который накидывался на ступню. Но постепенно он освоился и шел, не отставая от проводников.

В ночном небе над Карельским перешейком ярко светили зимние звезды, точно так же, как в горах Калифорнии. Такой же хрустящий и чистый сиял снег в темноте. Такие же острые ели подпирали синий лоскут ночного неба. Шли осторожно, стараясь не шуметь, — в любой момент можно было наткнуться на белогвардейскую заставу.

Проводники перешли через замерзший ручей и по заметенной снегом тропке вышли в болотистую низину. Ровная местность, поросшая мелкими сосенками, простиралась на много верст вокруг. Над мелколесьем клубился блеклый туман. В морозном воздухе, словно мандариновая корка, — плыл ущербный месяц.

На замерзшем болоте, покрытом снегом, стояла удивительная тишина. Как будто все вымерло. Рид слышал лишь скрип лыж да свое учащенное дыхание.

Антти, прокладывавший лыжню, неожиданно остановился и стал оглядываться. К нему подошел Матти. Они стали вполголоса разговаривать. По озабоченным лицам проводников Рид догадался, что они заблудились.

Вдруг из-за редких, запорошенных снегом кустиков раздался хриплый голос:

— А ну, стой! Руки вверх!

В морозной тишине послышался шум разбрасываемого шагами снега и учащенное дыхание подбегающих людей. Их было четверо. Долгополые шинели, серые суконные шлемы с большими матерчатыми звездами на них. Стволы трех винтовок подсказали не понимающим русского языка нарушителям, что надо делать. Они подняли руки. По недружелюбным взглядам из-под шлемов Рид понял, что красноармейцы принимают его за контрабандиста или еще хуже — шпиона. Они не знают ни английского, ни финского языка, и нужно каким-то образом объяснить им, с какой целью он пробирается в Советскую Россию. Никаких документов, удостоверяющих принадлежность к партии коммунистов, у него не было. В карманах у Антти красноармейцы нашли только курево да еду, завернутую в тряпку.

Задержанных привели к полуразвалившемуся охотничьему домику, оставили под охраной во дворе. На крыльцо, поправляя висящую на боку деревянную кобуру маузера, вышел кряжистый, средних лет военный, по всей видимости — начальник. Русские заговорили между собой о чем-то. Потом старший повернул сердитое лицо к нарушителям и что-то громко спросил. Никто не понял его. Только Рид достал из кармана куртки свое матросское удостоверение и протянул пограничникам. Он силился вспомнить какие-нибудь русские слова, но ничто из обычных слов не приходило на ум.

— Петроград… Ленин! — наконец сказал он.

Русские повертели документ в руках и вернули Риду. Потом один из них нагнулся к брезентовому мешку Рида и стал рыться в нем. При каждом неловком движении русский морщился, должно быть, из-за недавнего ранения.