Леонид Платов - Искатель. 1970. Выпуск №3

Дело, бесспорно, не в лютеоле, а в недоброкачественности поставляемого мне материала. Я не успеваю проверить на нем свои догадки, касающиеся возможности абсорбции этого предательского запаха…

И все же, несмотря на отдельные помехи и нервозную обстановку, связанную с последними событиями на фронте, я продвигаюсь вперед — не так быстро, как хотелось бы, зато неуклонно.

На днях, перелистывая, в который уже раз, драгоценную книгу «Полеты ведьм», я наткнулся на абзац, почему-то ранее пропущенный мною. В нем упоминается разновидность грибковой болезни, которая была распространена в средние века и поражала одно из наиболее известных в наших широтах злаковых растений. Так вот, в варево средневековых ведьм обязательно добавлялись эти грибки, размельченные в виде порошка. Добавлялись! А я не учел этого сугубо существенного ингредиента!

Занявшись изучением доставленных немедленно по моему заказу болезнетворных грибков, я с восторгом убедился, что активное вещество, выделенное из них, соответствует веществу, содержащемуся в священных мексиканских грибах.

В этом отношении жрецы древних ацтеков как бы перекликались через океан с нашими немецкими ведьмами.

Теперь я неизменно добавляю новый ингредиент в свой лютеол. Это, несомненно, усилит его действие…»

«Иногда меня огорчает, что об экспериментах с лютеолом знает лишь самое ограниченное число лиц (не более пятнадцати, считая обслуживающий персонал, а также господина Хемилевски). Мои коллеги, работающие в смежных областях, то есть в других экспериментальных лабораториях, гораздо счастливее меня в этом отношении.

И не только в этом.

В качестве материалов для опытов используются преимущественно русские — вот что важно! По мнению администрации концлагерей, они «обладают большей стойкостью, чем другие европейцы, большей сопротивляемостью и физической выносливостью вообще».

Это именно и ценно для меня в работе моих коллег. Они разборчивее в выборе материала. Я слишком положился на обходительность господина Хемилевски.

Ему доставляют в лазарет людей по принципу своеобразия татуировки. Но это совсем иное дело! Чем скорее умрут эти татуированные, тем лучше для Хемилевски. У меня диаметрально противоположные требования. Мне нужен очень прочный человеческий материал, обязательно прочный, прочнейший!

Нет, только личный, самый придирчивый отбор! На первом месте, конечно, устойчивость психики, ее готовность к длительному сопротивлению…

Последовательно посетил несколько филиалов Маутхаузена. К моим услугам заключенные двадцати трех национальностей, содержащиеся в Маутхаузене. Я выбрал, естественно, русского.

…Возлагаю на него большие надежды. Это моряк, разведчик. Взят в плен во время высадки десанта. В Маутхаузене участвовал в заговоре и при допросе проявил упорство. Его должны были уже вздернуть на столб. Мне повезло. Опоздай я на час или полчаса… Когда мне показали его, он произвел на меня вполне удовлетворительное впечатление.

Я провел без перерыва первую серию опытов! Великолепно! Внимание не рассеивается. А ведь первое условие всякой плодотворной работы — возможно более длительная ее непрерывность.

Он отыскал резеду и вытоптал ее! Последнее не предусмотрено, но все равно — хорошо. Всего трое подопытных до этого русского сумели отыскать резеду, преодолевая воздействие лютеола.

Коэффициент психической прочности русского весьма высок. Я доволен русским. Бесспорно, мой лучший точильный камень».

Страницы с шелестом отделялись друг от друга, Колесников спешил. Он так спешил, будто эсэсовцы с направленными на него автоматами уже стояли перед ним в проеме двери.

«…Русский упрямится. Он не хочет идти к водоему. А это вторая серия экспериментов. Отработав первую серию («клумба»), я перешел ко второй серии («водоем»). Но русский оказывает упорное, понятно чисто инстинктивное, сопротивление ветру…

Запах резеды преследует меня повсюду. Я ощущаю его, когда ем, пью, когда курю. Он подкрадывается ко мне даже во сне.

Старательно проверил, нет ли утечки газа в лаборатории. Сосуды герметичны.

В случае его утечки все в доме чувствовали бы этот запах. Газ, сползая вниз…

По словам Банга, Брегмана, Вебера, Грюнера, они ощущают в помещении очень слабый (слабый!) запах резеды лишь после очередного эксперимента, и то недолго, пока сад не проветрен. Это закономерно. А я ощущаю его всегда. Почему? Последние дни это выводит меня из себя!