Татьяна Апраксина: Предсказанная

Вадим не мог вымолвить ни слова, разглядывая девушку и подмечая еще какие-то детали. Сидела она так, что фонарь освещал ее лицо — и посмотреть было на что. Плотно прижатые к черепу уши с маленькими мочками. Напряженно сжатые полные губы. Чуть раскосые, широко распахнутые глаза — светлые, прозрачные. Вадим подумал, что знает, какого они цвета. Хоть в свете фонаря они и казались бесцветными — глаза у нее были серые. Оттенка воды в Балтийском море.

— Привет, — сказала, наконец, она.

Вадим вздрогнул — нет, голоса были разные, чистое сопрано против тенора Вадима, но интонация… Эта помесь смущения с задором, и одновременно — попытка установить дистанцию. Он был музыкантом, голос был для него главным в человеке, интонации он различал на автомате. Но никогда еще не попадал в ситуацию, когда мысли другого столь очевидны. По одному слову он уже догадался — они с незнакомкой еще и одинаково смотрят на жизнь.

— Привет, — проклиная себя за неловкую дрожь в голосе, ответил Вадим. Хотелось что-то спросить — но все мысли разбежались, и осталось только ожидание следующего ее слова. — Давно сидишь?

— Часа полтора, — пожала девушка плечами. Вадима вновь передернуло — это был его жест. Почва уходила из-под ног, голова кружилась — уже не после езды по ухабам, а от этой девицы. Смотреть на нее было тяжело — Вадим привык видеть на фото и видеозаписях себя, знал, как смотрится. Но здесь-то был другой человек. Девушка. Незнакомая. Чужая. Если только словом «чужая» можно было назвать человека, которого знаешь, как себя.

За спиной вновь возрыдал «Соболь». Девчонка посмотрела в ту сторону, удивленно приподняла брови, похлопала глазами — деланно, для Вадима — и встала. Только сейчас он заметил, что под ногами у нее сидел кот — самый обычный серо-полосатый уличный беспризорник. Таких в любом дворе найдется парочка. Кот мурлыкнул, потерся о ноги девушки, потом задрал хвост трубой и побежал к маршрутке. Девушка отправилась следом.

Ее походка вбила последний гвоздь в крышку Вадимова гроба. Эта манера двигать ногу от бедра и ставить на землю сначала пятку, а потом уже подошву целиком, идти быстрыми крупными шагами — и при этом достаточно изящно. Совершенно не девичья походка. Впрочем, в тяжелых ботинках на толстой подошве по-другому ходить было нереально. «Вот так, значит, я гребу по улицам», констатировал Вадим, и присел на лавку. Несколько глубоких вдохов, массаж висков и переносицы — шок постепенно отступал.

Когда Вадим подошел, девушка уже вовсю общалась с «Соболем». Тут Вадиму пришлось еще раз вдохнуть-выдохнуть и протереть глаза. Картинка не исчезала — девушка чесала маршрутку по дверце. Не гладила — чесала коротко срезанными ногтями исцарапанную желтую краску. И мурлыкала при этом что-то ласковое. А «Соболь» ходил ходуном от удовольствия. Нет, не трясся — просто контуры кабины и салона переливались, словно машина была не из металла, а из мягкого податливого материала. Пластилина или желе.

— Ах ты мой маленький, бедненький, — разобрал Вадим. — Сейчас будет тебе счастье…

Девушка резво направилась к задним дверям салона, открыла их, вытащила какой-то ящик, приволокла обратно. Покосилась на Вадима, стоявшего с руками в карманах.

— Домкратом работать умеем? — деловито спросила она.

Вадим отрицательно покачал головой. Он даже смутно представлял себе, что такое домкрат. Так, некое устройство для поднятия тяжелых предметов на дороге. В общую эрудицию Вадима домкрат помещался каким-то боком. Явно не полностью.

— Угу, — кивнула девушка. — Понятно. Так, ну, чтобы крутить — ума не надо…

— А что, собственно, происходит? — удивился Вадим.

— Что-что, шину сменить надо машинке. Не ясно, что ли?

За минуту девица произвела целую массу весьма непонятных для Вадима действий. На асфальте были разложены инструменты, из которых он узнал только разводной ключ, из салона появилось запасное колесо. Оглядев дело рук своих, она удовлетворенно покивала и показала Вадиму на замасленную рукоять.

— Крути!

Вот эту манеру Вадим тоже прекрасно знал по себе. Он мог стесняться или бояться разговоров с незнакомыми людьми, никогда к ним сам не стремился — но если речь шла о деле… Через пять минут все строились рядами и шли выполнять указания. Откуда только бралось умение и командовать, и объяснять, и заражать энтузиазмом. Дело сделано — и он вновь прятался в своей раковине. Вежливая улыбка, непроницаемое лицо с легкой тоской в глазах, которую подмечали только близкие знакомые.