Татьяна Апраксина - Предсказанная

Она знала, по какой цене будет платить за это всемогущество потом, когда все кончится. Может быть, даже жизнью: напротив стояли уже трое, и каждый пытался проломить стену, а Анна давно тратила те запасы сил, что можно расходовать лишь однажды.

Потом она будет обычной московской девчонкой, боящейся темноты и хулиганов, не способной отвесить даже зарвавшемуся наглецу пощечину и лишний раз поспорить с шефом. Если выживет, если они вырвутся, все четверо — так все и будет. Пятьдесят лет тихой, скромной, обычной жизни. Никаких чудес. Никаких разговоров с деревьями и лифтами — все, что составляло ее силу, тратилось сейчас на сопротивление, на оплату прихоти «стать щитом» для тех, кого она любила и уважала, кому была благодарна.

Удушливый запах кладбищенской земли — скелет.

Истошный визг лезвия пилы, напоровшейся на гвоздь — проволочная пантера.

Темное, тупо и мощно давящее на плечи облако пыли — еще один гость программы, которого Анна обозвала «мантикоброй»: пурпурно-красное крылатое львиное тело, из гривы которого торчала неожиданно тонкая змеиная голова, раздувавшая черный чешуйчатый клобук.

Девушка их всех не особенно интересовала, впрочем, как и Серебряный. Веселая тройка пыталась прорваться не к ним, а Флейтисту и Вадиму. Анна усмехнулась — ей плевать было на то, что там желают аватары Безвременья, плевать с самой высокой здешней многоэтажки. Они с полуночником не собирались никого пропускать, и баста.

Четвертая фигура, шагнувшая навстречу из теней, радикально отличалась от всех предыдущих, и поначалу Анна подумала, что Безвременье решило от тупой силовой атаки перейти к дипломатическим средствам. Высокий стройный мужчина, темно-рыжие волосы падают на плечи, закрывают лицо. Голова чуть наклонена вперед, так что черт не разобрать.

Тонкие руки пианиста или художника скрещены на груди. Спокойная, уверенная улыбка. Он молчал, просто глядя на парочку, стоявшую рядом друг с другом. Анна вдруг ощутила, что Серебряного рядом — нет. Он оставался за спиной, так близко, что можно было протянуть, не глядя, руку и нащупать его предплечье. Но отныне щит девушка держала в одиночку. В спину ей били волны ледяного страха.

Холод — казалось, что воздух звенит и колючими кристаллами снега выпадает на землю.

Бессилие — не было больше единства, оно было смято и отброшено, словно лист бумаги.

— Кто это? — не оборачиваясь, спросила Анна. — В чем дело? Гьял-лиэ?

Голос прозвучал слишком громко, хоть девушка едва-едва двигала губами, и только так она поняла, что уже несколько минут над площадкой висела мертвая тишина.

Напарник молчал, как и нежданный гость. Стоять против него в одиночку оказалось занятием не для слабонервных. Чуть позже Анна поняла, что рыжеволосый не атаковал, не делал совершенно ничего — замер неподвижно, внимательно разглядывая ее. Просто Серебряный устранился, и теперь вся ярость тройки прежних противников была направлена на девушку.

— Кто ты? — крикнула она, пытаясь понять, что происходит, почему она брошена и предана, и вынуждена стоять в одиночку против всего Безвременья.

Рыжий усмехнулся, вскинул голову. Узкое породистое лицо, привлекательное — только что-то недоброе и подловатое во взгляде. «Глаза подлизывающегося хорька…» — подумала Анна. Потом одернула себя. Ничего дурного ей незнакомец еще не сделал.

Та же бездна в глазах, что у Флейтиста и Серебряного. Тот же ореол воплощенного чуда, что и у обоих полуночников. До Анны вдруг дошло, что ни у кого из созданий Безвременья не было этой едва уловимой ауры. Стоявший перед ней был подданным Полуночи. Предатель? Иллюзия?

И почему вдруг потянуло со спины холодом?

— Я пришел не за тобой, девушка. — Голос звучный, мелодичный — льется, как колокольный перезвон поутру. — Он же ответит за себя, если решится.

— Пошел ты на…! — забыв о всякой куртуазности манер, ответствовал Серебряный, и Анна мысленно присоединилась к нему.

Что бы ни натворил владетель, он был свой, и на все рыжие укоры совести Анна хотела плевать точно так же и с той же высоты, что и на желания аватар Безвременья. Своих сдавать нельзя, это она знала точно, с самого детства.

Земля под ногами дрогнула. Уже почти привычно, и Анна не слишком удивилась, почувствовав очередной толчок, очередное колебание почвы под ногами — словно та становилась на миг болотисто-зыбкой, грозилась засосать в себя, удушить, но чуть позже уступала чужой воле и обретала своеобычную плотность. Однако на сей раз все развивалось иначе. Девушка и пискнуть не успела, а уже летела комком удивленной беспомощной плоти, едва понимая, что происходит.