Андре Грили - Последняя планета

- Надеюсь, ведь теперь ты женатый человек.

Все было очень хорошо, но всего было очень много! Приближалось Рождество, и Симус все чаще подумывал о том, чтобы забрать жену и ребенка и отправиться на Тару, как только появится такая возможность. Его утомленные мозги были истощены бесконечными никогда не кончающимися кризисами.

Ведь я же поэт, разве не так? А не бесстрастный политикан.

В ночь перед Рождеством, как раз перед вечерней молитвой, он встретился с Кардиной. Он был в отвратительном настроении. Усталый, взвинченный, он накинулся на нее с обвинениями в том, что его втянули в занятия, к которым он не предрасположен, у него ничего не получается.

Он требовал освободить его не через год, а сейчас, немедленно.

- Ты слышишь меня, женщина? Я устал от твоих вечных планов, дурацких программ, призрачных трюков. Дай мне и моей жене старенький "Дев" и отпусти нас с этой проклятой планеты.

Она дала ему выговориться. Когда он замолчал, она спокойно сказала:

- Как ты думаешь, почему мы послали тебя первым?

- Лапушка, вы послали меня сюда в качестве психической губки.

- Ох, Симус О'Нейл, неужели ты все такой же идиот?

Кажется, до него стало доходить.

- Ты хочешь сказать, что вы с самого начала решили сделать из меня политикана? - земля уходила у него из-под ног.

- А разве ты думаешь, что были другие причины? И уж, конечно, не из-за твоего самоконтроля, - она улыбнулась примирительно.

- Ты хочешь сказать, что с самого начала вы задумали сделать меня королем этих мест? - злость гудела в нем, как вода в реке, вышедшей из берегов.

- Королем на один год!

- Это уже не важно.

- Ты думаешь, я могу взять на себя ответственность, и, не посоветовавшись с Советом Гарона, принять решение?

Она вертела на пальце рубиновое кольцо, которое носила в честь празднования Рождества.

- Я никуда не гожусь, как политик, женщина, - теперь он почти жаловался. - Ты теряешь время. Я - посредственный поэт, и еще более посредственный мыслитель. Ты же сама говорила - невыносимый, неисправимый бабник.

- И губошлепный болтун, ведь это я тоже говорила? - ее брови насмешливо поползли вверх.

- Хорошо, хорошо, добавим и это! - он пнул ногой стену, такого он не позволял себе с детства.

- Все, что ты говоришь, прекрасно характеризует тебя именно как политикана, Симус, - она пропустила мимо ушей его вспышку гнева. - Ну, будь же ты разумным, наконец. Ты великолепный профессиональный военный специалист, ты решителен, умеешь быстро соображать в трудной ситуации, правда, я надеюсь, что нам не придется часто воевать. Ты пишешь замечательную, если не сказать выдающуюся, поэзию. Ты можешь завоевать их симпатию одной улыбкой. Вот что нужно этой планете.

- Все, что ты перечислила, я делаю плохо. Я не буду этим заниматься. И я не верю, что эти парни в большинстве своем видят меня в роли принца крови, - его гнев утих. Теперь он стыдился своей детской выходки.

- Ты заметил, что они часто жалуются на совершенные тобой ошибки, с тех пор, как они признали тебя Графом! - она благодушно улыбнулась и довольно скрестила руки на груди.

- Да, они пока не жалуются, Дейдра Фиджеральд! Что верно, то верно. Даже намека на недовольство, ты знаешь об этом. Да, у меня это получилось... - Его голос задрожал, когда он осознал то, что только что произнес.

- Что и требовалось доказать, - это был ее триумф.

Теперь ему нужно было думать о вечерней службе и Рождественской Мессе. Сейчас уже было поздно. Пора было покидать ассамблею у Настоятельницы. Пэджин прижалась к нему и склонила на плечо голову. Он пожелал Леди спокойной ночи и счастливого Рождества.

- Так ты согласен, Симус? - в ее голосе было больше тревоги, чем обычно.

- Дорогая! Ваше Высочество, благородная Месса - это первое, с чего начнется мой путь к концу, - он вздохнул, как истинный таранец.

- Да, Симус О'Нейл, - согласилась она.

- Будем надеяться, что удача не покинет нас.

- Бог его знает, - ее вздох был очень похож на его. И, как всегда, последнее слово осталось за ней.

Он вышел вместе с Пэджин в холодную, усыпанную звездами ночь.

- У тебя все хорошо, Джимми? - тревожно поинтересовалась она, прижимаясь к его руке.

- А почему у меня должно быть что-то плохо? - удивленно протестовал он.

- Когда ты целый вечер так задумчив, значит, что-то тревожит тебя.

- Неужели мужчина не может спокойно поразмыслить над чем-нибудь, чтобы кто-нибудь из таранцев не поднял шума вокруг этого?

- О чем с тобой говорила Леди Настоятельница?