Джеймс Баллард: Водный мир

Керанс нагнулся, пытаясь заговорить с человеком — и тот, похоже, почувствовал его движение. Слепые запавшие глаза искали перед собой тусклый нимб.

— Эй, приятель. — Голос был слабым хрипом. — Ты, там, солдат, подойди. Откуда ты пришел? — Левая рука завозилась во влажной каменистой глине, как клешня краба, будто бы что-то выискивая. Затем человек повернулся к исчезнувшему солнцу, не обращая внимания на садящихся на лицо и бороду мух. — Оно опять ушло! А-а-а! Оно от меня уходит! Помоги мне, солдат. Мы пойдем за ним. Сейчас, пока оно совсем не ушло.

Будто умирающий нищий, он вцепился клешней в Керанса. Затем голова запрокинулась, и дождь заструился по черному черепу.

Керанс опустился на колени. Несмотря на дружные усилия солнца и дождя, остатки форменных брюк показывали, что это офицер. Правая рука человека, остававшаяся сжатой в кулак, теперь слабо раскрылась. На ладони лежал небольшой серебристый цилиндрик с круглым циферблатом — карманный компас из аварийного набора летного состава.

— Эй, солдат! — Человек внезапно ожил, безглазая голова повернулась к Керансу. — Я приказываю, не бросай меня! Теперь можешь отдохнуть, пока я буду на вахте. Завтра двинемся.

Керанс сел рядом, развернул свой сверточек и принялся вытирать дождь заодно с дохлыми мухами с лица мужчины. Затем, прижав ладони ко впалым щекам, будто обращаясь с ребенком, осторожно сказал:

— Хардмен, это Керанс — доктор Керанс. Я пойду с тобой, но постарайся отдохнуть. — Хардмен никак не откликнулся на свою фамилию, однако его брови слегка изогнулись в удивлении.

Пока Хардмен лежал спиной к алтарю, Керанс при помощи складного ножа принялся выкапывать некоторые из растрескавшихся каменных плит прохода. Когда набралось достаточно, он соорудил вокруг лежащей навзничь фигуры грубое каменное убежище, прикрывая трещины сорванными со стен ползучими побегами. Хотя и защищенный от дождя, Хардмен поначалу беспокойно заворочался в темном алькове, но вскоре погрузился в неглубокий сон, то и дело переходя на хриплое, затрудненное дыхание. Керанс ушел во тьму к краю джунглей, набрал там с деревьев пригоршню съедобных ягод, затем вернулся к убежищу и сидел с Хардменом, пока над холмами позади них не забрезжил рассвет.

Керанс оставался с Хардменом последующие трое суток, подкармливая его ягодами и поливая его глаза остатками пенициллина. Он укрепил хижину еще несколькими каменными плитами, а также набил листьями грубый тюфяк, чтобы они могли на нем спать. В течение дня и вечера Хардмен сидел в открытом проходе, сквозь туман наблюдая за отдаленным солнцем. В промежутках между бурями промытые дождем лучи придавали слегка зеленоватой коже лейтенанта странное, интенсивное сияние. Он не смог вспомнить Керанса и обращался к нему просто как к «солдату», порой выходя из своей апатии, чтобы отдать целый ряд бессвязных приказов касательно завтрашнего дня. Керанс все больше чувствовал, что подлинная личность Хардмена теперь глубоко погружена в его сознание и что внешнее поведение и отклики лейтенанта представляют собой просто-напросто бледное отражение этого состояния, на что накладываются симптомы его делирия [8] Бред со зрительными галлюцинациями. и радиоактивного заражения. Керанс догадывался, что зрение лейтенант потерял примерно месяц назад, а затем чисто инстинктивно полз на более возвышенную землю, что поддерживала развалины храма. Отсюда он мог лучше воспринимать солнце — единственную сущность, сильную настолько, чтобы еще вбивать свой образ в его почти утраченную сетчатку.

На вторые сутки Хардмен принялся жадно есть, словно готовясь к очередному прорыву сквозь джунгли; к концу третьих суток он поглотил несколько связок гигантских ягод. Казалось, силы стремительно возвращаются в его громадный оборванный остов, и в течение дня лейтенанту удавалось держаться на ногах, опираясь на плиты прохода, пока солнце тонуло за лесистыми холмами. В том, узнавал он теперь Керанса или нет, последний не был уверен, однако монологи приказов и инструкций прекратились.

Керанс не сильно удивился, когда, проснувшись на следующее утро, обнаружил, что Хардмен ушел. Поднявшись в жидком рассветном свете, Керанс прохромал по лощине к опушке леса, где небольшой ручей раздваивался на своем пути к далекой реке. Там он поднял взгляд на темные сучья древовидных папоротников, покачивающиеся в темноте. Слабым голосом он позвал Хардмена по фамилии, прислушиваясь, как глухое эхо пропадает среди мрачных стволов, а затем вернулся в хижину. Он смирился с решением Хардмена двигаться дальше без всяких комментариев, предполагая, что теперь может увидеть, а может и не увидеть этого человека во время их общей одиссеи на юг. Пока его глаза достаточно сильны, чтобы чувствовать далекие сигналы, испускаемые солнцем, а также пока игуаны не могут его учуять, Хардмен будет двигаться вперед, ощупью находя путь через лес, с головой, поднятой к солнечному свету, пробивающемуся сквозь ветви.