В Глухов - На суше и на море

— И было так, что земля, небо, светила и звезды составляли одно целое — большое, крепкое и плотное. Боги и люди были равноправны. Вода, земля, огонь стихийно и мудро сочетались для того, чтобы служить этому единству. И было так, что все были счастливы в те времена, когда ночной мрак братался с солнечным светом, а зимний холод с летней жарой. И было так…

— А откуда же взялось все это? — допытывается Рамон.

— И было так, — шамкает невозмутимо татоуан, [30] Татоуан — старейшина. — Прим. авт. — мы все были равны до тех пор, пока не произошел раскол…

— Раскол? А как это случилось? — безжалостно настаивает батрак с большими бычьими глазами и детской душой.

— И было так, что пошел дождь. И бились боги, и бились люди.

— И за что же бились боги, если все были довольны?

Фиолетовые губы не спешат разжаться. Наконец сквозь приступ кашля мы расслышали:

— Об этом никогда не говорится, ибо это дело богов.

Татоуан нахмурил брови, и они сошлись у него на переносице. Некоторое время он молчит, затем снова начинает распутывать узелки своих мыслей:

— Теперь мы все разные. Мы ничем не походим друг на друга, разве только тем, что все — плохие. Быть плохим — это обычай с того дня…

— Какого дня? — настойчиво спрашивает Рамон.

— Есть дни, у которых нет даты, — веско изрек Хервасио.

— Быть плохим, — продолжал оракул, — это обычай с тех пор, когда ночь отделилась от дня и вода ушла с земли, чтобы вечно искать свое место, а огонь вознесся вверх, бесконечно разгневанный, и тогда боги, забрав свой скарб, поднялись на небо. Быть плохим — это обычай с тех пор… И вот поэтому мы отделились и стали скрываться за деревьями друг от друга, и одни выслеживали других и охотились за ними…

— Да, было так…

Он мог бы перечислить: Хесус-Мария, Сан-Франциско, Санта-Тереса, Сан-Хуан-Пейотан, Атоналиско, Эль-Висентеньо… А за что?

Идем, идем.

В Доме обычаев ранним февральским утром вокруг длинного стола, сделанного без единого гвоздя — на шипах, рассаживаются старосты, топили, старшие в роду, тонанчес [31] Топили и тонанчес — помощники и заместители правителя племени кора. — Прим. авт. и старейшины. Они начинают собираться еще до рассвета. Приходят по одному. Негромко приветствуют правителя племени, затем остальных, протягивая плоские ладони и стараясь никого не пропустить. Отвечают на приветствие здесь так:

— Будь добрым.

Каждый приносит свой дар, завернутый в большой новый красный платок. Правитель, не разворачивая, принимает его. В свертках табак, золотой песок, кукурузные початки, «глаза богов» [32] «Глаза богов» — шерстяная ткань ромбовидной формы, обычно 10–15 сантиметров длины, раскрашенная в два цвета — желтый и красный или белый и черный. — Прим. авт. , чудесно расшитые шерстяные сумки, луки, стрелы, жертвенные сосуды. Если это цветы, то они должны иметь столько лепестков, сколько вершин у звезды.

Каждый, вручив свое подношение, удаляется, отыскивая у стены место, чтобы присесть на корточки. Тонанчес предлагают собравшимся табак и кукурузу. Старейшины молча подносят курильщикам сосновую головню, и те размышляют о боге — отце всех богов, о том, кто светит вверху и, вот-вот появившись на небосклоне, увидит воистину преданных ему, собравшихся здесь.

Дары лежат на длинном столе. Никто не должен дотрагиваться до них, развязывать узлы, чтобы посмотреть, что там находится. Узнает это только бог, если великодушно захочет принять скромные даяния. В полдень тонанчес подают новые белые миски — в них рисовый суп без соли и жира, атоле [33] Атоле — народное мексиканское кушанье, нечто вроде каши. — Прим. перев. из черной кукурузы, подслащенное лесным медом, бобы и лепешки. Когда все поедят, остатки разделят поровну, и каждый поставит на пол рядом с собой небольшой глиняный горшок с едой для членов семьи.

Когда великий бог начинает скрываться за горизонтом, старейшина величественным жестом возвращает каждому принесенные дары. Ибо великодушный бог не желает брать ничего взамен благ, раздаваемых им, потому, что он творит добро ради самого добра. Тогда печаль опускается на лица индейцев. Так они встречают ночь — печальные-печальные.

Когда наступает тьма, старейшины выходят из хижины. За ними следует Малинче, девочка лет восьми, потом остальные — мрачные и молчаливые. Они предчувствуют, какая их ожидает судьба, если боги не смилостивятся и не примут их скромные подношения. Они идут по тропинке один за другим, совсем как призрачные тени. Кажется, что дорога освещается лишь белыми сомбреро.