В Глухов - На суше и на море

— А потом приходит богач и отнимает ее у нас, — говорит Рамон.

— Вот ему! — отвечаю я, показывая кукиш.

Рамон работает шестом, стараясь плыть вдоль берега, избегая фарватера. Это облегчает подъем вверх по реке. Впереди показалась отмель. На ней растянулись большие зеленые крокодилы, пепельные кайманы с открытой пастью, греющиеся на солнце. Они похожи на выброшенные волнами стволы деревьев. Заметив нас, они поднимают, как скорпионы, хвосты вверх, бегут к воде и ныряют. Здесь водятся кайманы-гастрономы. Они — настоящие разбойники: хватают свиней, а иногда и женщин, стирающих белье. И тогда крестьяне мстят кайманам: подкарауливают самку, когда она после встречи с самцом лежит брюхом вверх, вялая, беззащитная.

На берегах — колючие кустарники, ивы, цапли, черепахи. Возле излучины дель Чорро — межи полей, они протянулись от реки к сельве.

Сейчас март, и кое-где цветет ранняя фасоль. По тропинкам вдоль кукурузных полей с песнями возвращаются домой крестьяне. В мае все будет убрано.

Урожай — это чудо природы, буйные побеги на щедрой земле, желающей продолжения рода человеческого. На крохотные участки земли, слегка поцарапанные деревянным плугом, в который запряжены тощие быки, стоит бросить любое семя, и, смотри, оно уже проросло и побеги цветут. Урожай крестьянин продает раньше чем сожнет первый сноп, по той цене, какую ему пожелают дать, ибо если он не согласится, то не засеет участок вновь, а если не засеет — будет голодать.

Река становится узкой и мелководной. Здесь она разделяется на два рукава, омывающие небольшой островок. Чтобы немного размяться, мы вытаскиваем лодку на прибрежный песок и с жадностью съедаем брызжущую соком сердцевину арбуза. Пока катится колесница солнца, отдыхаем у брода Гуазима. Ночью продолжаем путь.

Когда показались поля Ла Тросады, мы вытащили лодку на берег около устья двух больших протоков, образовавшихся после недавно прошедших дождей, и вошли в селение Паночи. Очевидно, здесь была вечеринка или праздник — доносилась музыка. Вскоре мы увидели и музыкантов, окруженных девушками. Контрабас, аккордеон и скрипки сплели свои мелодии с бренчанием шестиструнной крестьянской гитары. Все танцевали. Нас сразу же заметили и подозвали:

— Подходите к нам, хотя все уже выпили. Что скажете?

— Нам нужно идти дальше.

— Значит, вы голодны — вот лепешки.

Крестьяне празднуют открытие сельской школы. Наконец-то они могут иметь школу. Учительница молода и красива; она с открытой душой идет навстречу страстному желанию людей побережья — научиться читать. Стоящее дело! Буквы, знаки препинания — это те западни культуры, в которые неизбежно попадались эти люди в течение многих лет. Теперь даже в отдаленных уголках начинают учиться грамоте. Приятно смотреть, как крестьяне большими неровными буквами выводят заветное слово: равенство.

В доме Качуа, сельского старосты — отца и брата всех крестьян, за грубо сколоченным столом, где живой светлячок керосиновой лампы освещает лица, сидят крестьяне. Они слушают Педро, с гитарой в руках поющего балладу о своем отце.

У Педро — сына героя баллады — мощный голос. Он поет старательно и громко, воздавая хвалу своему отцу. Керосиновая лампа освещает крестьянские лица, блестящие глаза. В черных зрачках певца вспыхивают грозные молнии горделивой отваги. Можно подумать, что они угрожают насильнику Мартину Гавика, черт бы его подрал. Непринужденно, под аплодисменты собравшихся Педро продолжает бренчать на гитаре и переходит к другому сюжету.

Снаружи, на освещенном луной дворике, раздаются песни, льются самые разные мелодии и выделывают замысловатые антраша танцоры.

— Качуа, нам нужны лошади, — обращаемся мы к старосте. — Тебе мы оставим свою лодку.

— Хорошо, ребята.

— Но немедленно.

— Вы так спешите?

— Сам видишь.

— Куда?

— В Сантьяго [19] Сантьяго Искуинтла — населенный пункт на реке Сантьяго. — Прим. перев. .

Через несколько минут лошади готовы. Мы покидаем гостеприимных крестьян. Они радостны и счастливы, они имеют теперь новую школу, на белом фронтоне которой написано: «ЭМИЛИАНО САПАТА» [20] Эмилиано Сапата (1877–1919) — видный деятель мексиканской буржуазно-демократической революции 1910–1917 годов. Один из руководителей крестьянских партизанских отрядов. — Прим. перев. .

Мы делаем вид, что направляемся в сторону Сантьяго. Но как только минуем последние дома поселка, поворачиваем налево, к Сентиспаку. Вскоре вступаем в заросли палапара, в дикую сельву, по которой ночью не бродят даже боги. У страха глаза велики. Лошади дрожат, отказываясь входить в лес. Но это необходимо. Здесь, в заливаемой приливом низине Отатес, мы должны запутать свои следы, и тогда словно родимся заново.