Григорий Адамов - Тайна двух океанов

Словно гигантский раскаленный снаряд, «Пионер» несся над безопасными глубинами пустынного в этих местах океана. Лишь через двадцать часов, приближаясь к широко раскинувшемуся архипелагу бесчисленных и мелких, как пыль, коралловых островов Паумоту, «Пионер» несколько сбавил скорость. Зная чудесную способность подлодки самостоятельно, автоматически маневрировать при встрече с подводными препятствиями, можно было бы удивиться такой чрезмерной осторожности, но капитан не хотел допускать и малейшего риска в этом ответственном походе. Лишь пройдя по широкому, в несколько сот километров, проходу между островами Паумоту и соседними — Маркизскими, «Пионер» довел ход до максимального и с прежней скоростью устремился на северо-запад.

Матвеев проснулся, когда, подлодка поравнялась с первыми коралловыми атоллами Маркизского архипелага.

Он бодро вскочил с койки, зажег свет и, увидев пустую койку Скворешни, своего соседа по каюте, подумал: «Уже поднялся? Вот неутомимый!»

За этой мыслью мелькнула другая: у механиков, как и везде на корабле, осталось много недоделок, которые оставлены были для устранения уже в пути. Водолазы работали все время с механиками, и нужно было спешить к ним на помощь. Матвеев быстро закончил свой туалет, прибрал койку и направился в столовую. Здесь он увидел Козырева, Ромейко и еще нескольких человек, сидевших за столиками и с аппетитом, после почти суточной голодовки, уплетавших еду.

Матвеев вытянулся перед Козыревым и официальным тоном спросил:

— Товарищ исполняющий должность главного механика, разрешите спросить.

— Пожалуйста, товарищ Матвеев, — столь же официально ответил Козырев.

— Прикажете водолазам приступить к ликвидации недоделок?

— Да. Всем, кто проснулся. Впрочем, сейчас будет общая побудка. Поешьте и приходите в водородную камеру.

— Есть!

— А товарищ Скворешня еще спит?

— Нет. Когда я проснулся, его уже не было в каюте.

— Ага! Когда поедите, отыщите его и приходите вместе к нам… Пойдем, товарищ Ромейко.

Быстро покончив с едой, Матвеев отправился за Скворешней. Однако никто, к кому ни обращался Матвеев, не видел Скворешню, не встречал его. Матвеев заглянул во все отсеки, осмотрел все каюты, красный уголок, склады, даже научные кабинеты и лаборатории. Скворешня словно в воду канул! Удивление Матвеева сменилось беспокойством.

Уже прозвучала общая побудка, люди выходили из своих кают, заполняли столовую, расходились уже на работы — Скворешни нигде не было, никто ничего о нем не знал. Совершенно растерянный, Матвеев направился в центральный пост и доложил вахтенному командиру старшему лейтенанту Богрову об исчезновении старшины водолазов.

— Да что же это? — изумился старший лейтенант. — Иголка в сене?

— Не знаю, товарищ старший лейтенант! Я обыскал всю подлодку и не мог его найти. Никто его не видел.

В центральный пост вошел капитан. Старший лейтенант доложил ему о происшествии.

Через минуту во всех помещениях и отсеках корабля из репродукторов прозвучала команда:

— Старшине водолазов, товарищу Скворешне, немедленно явиться в центральный пост, к вахтенному командиру!

Прошло три… пять… десять минут. Скворешня не появлялся.

Были организованы самые тщательные поиски. Специальный наряд в течение часа обыскивал корабль, проникал во все щели, заглядывал под койки, чуть не перетряхивал матрацы, — Скворешня исчез.

Донесение о безрезультатности поисков капитан выслушал с побледневшим лицом.

Отпустив начальника наряда, он повернулся к старшему лейтенанту и комиссару.

— Произошло что-то непонятное, — глухо сказал он, опускаясь на стул. — Несчастье? Неужели мы могли его забыть в пещере?

— Не может быть, Николай Борисович! — взволнованно ответил старший лейтенант. — Я отлично помню, что он последним вплыл в выходную камеру с грудой мелочи в руках… Именно с него я начал считать людей в камере. Со мной вышло из подлодки семнадцать человек, и все семнадцать были налицо перед… перед поднятием выходной площадки.

Густая краска начала вдруг заливать лицо старшего лейтенанта. В его глазах мелькнула растерянность. Он смотрел на капитана, силясь что-то вспомнить и словно сам пугаясь этого воспоминания. Наконец, с трудом проталкивая застревавшие в горле слова, он произнес:

— Мне кажется, что, пока шел расчет, площадка оставалась неподнятой, выход был открыт… Неужели?… Зачем это ему нужно было?… Неужели он мог выйти за моей спиной?…