Иван Кычаков - Искатель. 1969. Выпуск №6

— Она везла оружие питерскому Боевому комитету. Потому и не сказала, к какой партии принадлежит.

— Понимаю, — кивнул головой Зураб. — Эта наша. А что за человек?

— Странная. Любит шутить, дурачиться. Иногда грустит.

Зураб улыбнулся.

— Я тоже люблю шутить. А когда смотрю на красивую девушку, мне грустно. Я тоже странный?

Шура сделала движение губами, так что на щеке появилась ямочка.

— Знаешь, в камере ее зовут Артисткой.

Зураб настороженно поднял голову.

— Это уже интересно. Запомним…

— Ну, Гервасий очень хорошая, ее все любят. И никакая она не казачка. Просто у нее документы были так выписаны.

— Ясно.

— Катя и Зина — «неизвестного звания», значатся под двойными фамилиями, и ни одна из них не настоящая. Они были связными — развозили по городам ленинские брошюры и другую литературу, и в каждом городе их знали под разными именами.

— Тоже понимаю, — Зураб кивнул головой и усмехнулся. — А скажи, Шурочка, я, по-твоему, кто — кутаисец?

Его неожиданные вопросы всегда смущали Шуру, она не понимала, шутит он или спрашивает серьезно.

— Знаешь, — помедлив, сказал он, — вот когда у нас все пройдет гладко, я скажу, откуда я родом. Согласна?

— Что ж, согласна, — Шура неопределенно пожала плечом. Собравшись с мыслями, она начала рассказывать о стычках каторжанок с начальством. Свезли их в новую тюрьму, построенную в центре города, для того, чтобы убить даже мысль о побеге. Пришлось бороться за все — за получение прогулок и книг, за выдачу по утрам по кружке холодного чаю, против грубостей и откровенных насилий. Три раза камера объявляла голодовку, по нескольку раз каторжанки сидели в карцере.

— Ну, а как эта… — спросил Зураб, — княжна?

— Настоящая иезуитка. Вдруг отдала распоряжение — подселить двух уголовниц. Ну, конечно, все приготовились к бою. И вдруг… дверь открывается — и на пороге две худенькие, бледненькие девочки. Совсем еще крошки. Ты представляешь, Зураб? А сзади них матери-уголовницы.

Зураб, цокнув зубами, яростно покрутил головой.

— И теперь живут?

— Да. Матери с утра уходят в прачечную. И девочки с ними. Так и ходят под конвоем. Ты знаешь, — сказала Шура тихо, — я не могу смотреть на этих девочек. Когда их ведут, я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы.

Зураб молча взялся за весла.

Теперь он раздумывал над тем, что присутствие уголовных, да еще с девочками, значительно осложнит план побега.

С некоторых пор в камере начали происходить странные вещи. Первой это подметила Вильгельмина Гельме.

В списке арестанток про нее было сказано: «Рост имеет два аршина восемь вершков, телосложения плотного, темно-русая, глаза карие, лицо чистое». В графе «Звание» стояло одно слово — «Ольденбургская», но что означало это слово — никто не знал, и надзирательницы нарекли ее Графиней.

Она и в самом деле вела себя как барыня. Все движения у нее были плавные, легкие, говорила она негромко, но властно и умела менять голос — то заговорит в нос, как француженка, то томно заворкует, а то вдруг потрясет камеру таким тембром, что хоть драматической артистке впору.

Подружки так ее и звали — Артистка, и это ей, кажется, нравилось.

Как-то в часы обеда Вильгельмина несла с Верой Королевой из кухни котел с зеленоватой жидкостью, именуемой супом. Навстречу им попалась новенькая надзирательница. Вера взглянула на нее, ойкнула, как от испуга, и чуть не упала. Придя в камеру, она не притронулась к еде и тут же легла, отвернувшись к стене.

Другую странность подметила Маша Шишкарева, которую в шутку прозвали Коломенской верстой за то, что она, тоскуя по дому, часто говаривала:

— До нашей-то Коломны от Москвы и версты не будет. Разок шагну — вот я и дома..

Спала она всегда чутко, настороженно и в одну из ночей сквозь сон услышала, как тихонько открылась дверь, вошла надзирательница и о чем-то довольно долго шепталась с Верой.

Когда она утром сказала об этом Королевой, та беспечно улыбнулась.

— Ничего этого и не было. Приснилось тебе — вот и все.

Маша и в самом деле подумала, что это был сон…

Но когда однажды Вера попросила у Фриды Иткинд ее голубое платье (это была единственная вещь, не отнесенная надзирательницами в цейхгауз), все насторожились — интересно, зачем это ей понадобилось?

— Ко мне на свидание придет брат, — сказала Вера.

— Брат?

Все с недоумением начали переглядываться.

Артистка, озорно подмигнув подружкам, демонически захохотала.