Аркаша едва успел отскочить в сторону. Трактор пронесся буквально в полуметре, обдав килограммовыми комьями вывороченной земли. Он не успел затормозить и размаху влетел в закусочную, стал разворачиваться там, опрокидывая столы и мангалы.
Аркаша бежал, не разбирая дороги и не имея ни малейшего понятия, куда он бежит. Сзади ревело и пыхало жаром: монстр нагонял. От него некуда было деться, некуда спрятаться.
Листунов бы неминуемо погиб, если не избрал новую тактику. Забежав в первый попавшийся подъезд, вышиб дверь в квартиру на первом этаже, пробежал мимо семьи, застывшей с выпученными глазами перед телевизором, и выпрыгнул на улицу через балкон. У него оказалось несколько лишних минут, пока мастодонт с обиженным ревом показался из-за угла.
Он несколько раз повторил несложный маневр и таким образом добрался до телестанции. Монстр, изрыгая дым и пламень, катался вдоль окон, норовя втиснуться в узкий холл, но дело ограничилось раскуроченным холлом и раздавленным бывшим ментом. Аркаша был в аппаратной, когда услышал шаги на верхнем этаже.
Сердце его замерло и некоторое время вообще не билось. Отчего то подумалось, что это водитель автомонстра ищет его. Аркаша присел, где стоял, пытаясь спрятаться за низким пультом. Шаги простучали по лестнице, потом пересекли коридор и затихли у двери аппаратной.
Дверь приоткрылась. Аркаша сделался в два раза меньше. Не дышал. Не помогло.
— Тут он. Добре, — произнес скрипучий голос.
Аркаше ничего не оставалось, как открыться. В дверях стоял косильщик.
— Дяденька, это не я, — плаксиво протянул Аркаша.
Дед поставил косу на попа и стал точить со зловещим вжиканьем.
— Подведем бухгалтерию. Восемнадцать баб поимел? Поимел. Тридцать два убийства. Магазин сжег. Опять же малышку обидел, ту, которая с бантами. Трусы снимал, показывал, понимаешь всякое.
— Неправда! Ничего я не показывал!
— Косить тебя буду, — заявил дед. — Не трясись. С двух раз тебя зарублю. Раз-два и ты уже мясо.
При этих словах Аркаша самопроизвольно обмочился. Внезапно распахнулась одна из дверей в коридоре, и тишину пронзил вопль:
— Боже, моя рука! Мне руку отрубили!
Аркаша с ужасом узнает голос Неяскина.
— Погодь малость, — просит его косильщик, берет косу на изготовку и идет на голос.
— Слава Богу, вас встретил! Остановите мне кровь! — торопливо говорит Неяскин.
В ответ слышится "вжик". Неяскин замолкает на полуслове, и что-то страшное катится по полу.
— Добре, — говорит косильщик. — Он тут не один. Шмара голая.
Маринка визжит, когда дед тащит ее, намотав волосы на кулак. Юбка задрана до пупка, трусов под ней нет, крупные груди трясутся между разорванными краями блузки. Косильщик показывает девушку Аркаше и с осуждением произносит:
— И из-за такой ты всю свою жизнь под откос пустил? Можно сказать, из-за отверстия.
— Я же не знала, что Аркаша ваш дружок, — шепчет Маринка. — Я больше не буду над ним смеяться. Если хотите, я вам обоим дам. Люди за это деньги платят и немалые, а я вам все бесплатно сделаю. Только не убивайте.
— Мы не продаемся. Так ведь, Аркаш?
Косильщик отталкивает девушку за косяк. В створе виден только он, мощно и страшно машущий косой. Коса даже не задерживается, будто он промахнулся. Ошибочность этой мысли подтверждает страшный дробный стук. Маринка замолкает на полуслове. Наступает страшная тишина.
— Ты кто? — спрашивает Аркаша, стуча зубами.
— Совесть твоя.
— Она не может быть такой злой!
— Добрая она только у богатых. Она им все прощает, от того и живут они легко и беззаботно, и на все плюют. А бедным она покоя не дает: жалит как шершень, язвы им наживает.
— Я не хочу умирать! Боже спаси, если ты есть! — заголосил Аркаша.
— Тише, не зови Его! — заозирался косильщик. — Он где-то поблизости бродит. Не дай, бог услышит.
Почуяв, что косильщик сам боится бога, Аркаша заголосил еще громче. Косильщик выронил косу и схватился за уши. Коридор залил такой яркий свет, что воздух сделался белым как январский снег.
— Ты звал меня? — спросил Голос.
— Кто это? — Аркаша хотел посмотреть, но не мог даже поднять глаз, настолько яркий был свет.
— Повинись и проси чего хочешь, — сказал Голос.
— Прости, Христа ради! — закричал Аркаша.
— Я не Христос, но я знавал этого парня. Крутой был человечище. Заходил в дом богача, ел и пил, а потом крыл им же правду-матку в глаза. Хозяевам жизни! Времена были суровые, а он никого не боялся. За это его и грохнули. Правда, в наше время грохнули бы еще скорее.
Читать дальше