Дино Динаев - Контракт Султанова

Когда доехали, Валерий Иванович сделал вид, что потерял сознание, а сам попытался незаметно оглядеться. Привезшие его люди отнеслись к его состоянию с полным равнодушием. К машине подкатили носилки на колесах, на которые его опять довольно грубо перегрузили. С ним продолжали обращаться как с неодушевленным предметом. Все усилия Латыша ушли на то, чтобы не закричать.

Это было странное место. Они находились в лесу. Между деревьями просвечивал двухэтажный панельный корпус. Древний асфальт густо змеился трещинами, поросшими мхом.

На выцветшей облезшей стене здания Валерий Иванович разглядел две стрелки, неряшливо нарисованные облупившейся белой краской и надписи к ним. Одна: "В морг". Другая: "Из морга". И ему стало страшно как никогда.

Носилки подняли на невысокое крылечко и вкатили в коридор, в котором до тошноты воняло хлоркой. Вдоль стены застыло несколько носилок и кресел — каталок. На уровне носилок вся стена была ободрана. По всему видно, носилками часто пользовались.

Навстречу вышли двое в стерильных халатах и нормальных марлевых масках. Со словами "В операционную его!" покатили вглубь коридора. Внутри у Валерия Ивановича все сжалось.

Его даже не удосужились осмотреть!

Липкий ужас затопил его с головы до кончиков пальцев на ногах. Если бы у него были целы ноги, можно было бы поджать их и вытолкнуть в ударе навстречу "санитарам", теперь же нечего было об этом и мечтать. Как и том, чтобы встать и убежать после этого. Почувствовав полное бессилие, раненый заплакал. Когда носилки вкатили в операционную, там уже находились врачи в прорезиненных передниках. На столике режуще отсвечивали скальпели и небольшие пилы. Один из врачей отделился от общей группы, склонился над раненым и сказал:

— Не надо так расстраиваться, больной! Для вас все закончилось!

Обтер глаза салфеткой, а потом положил ее на рот. Латыш не сразу почувствовал подвох, а потом, когда губы прихватило специальным медицинским клеем, которым принято склеивать швы после операций, было уже поздно что-либо предпринимать. Да и что он мог предпринять? Израненный и скрюченный от боли. "Санитары" обхватили его со всех сторон и перевалили на операционный стол. После чего быстро срезали одежду и намертво прикрутили руки и ноги к столу.

— Может быть, дать наркоз? — спросил кто-то.

— Не стоит. Можно повредить органы, — ответили ему.

В дверь позвонили в пять часов утра. Была одна длинная трель, после который звонивший остался уверенно ждать, будто знал наверняка, что его услышали, и не хотел переполошить весь дом. Султанов осторожно перелез через жену и, подавляя раздирающие рот зевки, прошлепал босыми ногами к порогу.

— Кто там? — спросил он.

— Это я, — донеслось в ответ, и он не сразу понял, что это голос Лазаря.

— Что случилось? — он отпер дверь и едва не был смятен влетевшим издателем.

Лазарь был мокрый, холодные капли попали с него на голую кожу Султанова, еще распаренную после постели, прогнав последние остатки сна. Паша встрепенулся, но Лазарь и слова не дал ему произнести, припер к шкафу, больно наступив на босые ноги заляпанными, казалось, ледяной грязью ботинками.

— Что случилось? Это я у тебя должен спросить, Паша, что случилось! — горячо зашептал он.

В руке у него оказалась растрепанная пачка листов, в которой Султанов с изумлением узнал рукопись, отданную Латышу. Почему ему так не везет? Ведь чуял, что не следует отдавать, а отдал. Рукопись вся в темных потеках, местами листы порваны.

— Тебя же предупреждали, Паша, чтобы ты ни с кем, слышишь, ни с кем дело не имел! На деньги польстился?

— Да ни на что я не польстился! — возмутился Паша. — Говорите потише, ребенка разбудите.

От хотел двинуться. Не тут то было. Лазарь поднял руку и положил ему на горло холодные пальцы. Султанов не заметил даже, надавил ли он, просто шея сделалась свинцово тяжелой, и стало нечем дышать.

— Пустите! — прохрипел он, рванулся, но без особого успеха.

Издатель, невзрачный на вид, на поверку оказался тяжел словно комод.

— Я могу заставить тебя делать все, что захочу, — заявил Лазарь. — Захочу, обмочишься как пацан.

— Я уже ходил в туалет, — сделал Султанов последнюю попытку отстоять свою самостоятельность.

— Не веришь, а зря, — Лазарь опустил одну руку и больно ткнул под мошонку.

Султанов тщился не закричать от боли, чтобы не напугать своих, и не сразу почувствовал, как по ноге прыснула горячая струйка.

— Ты воняешь, Паша, — презрительно сказал Лазарь. — Теперь ты веришь, что я могу добиться от тебя желаемого даже без твоего согласия?