Яцек Дукай - Экстенса (сборник)

Если, несмотря ни на что, Газма не появится… Хммм, интересно, что убьет меня певым: обезвоживание или живокрист R-L?

А если Угерцо говорил правду?

Часы пытаются убедить меня в том, что я спал более двух суток. Возможно, это и правда. Но я не чувствую ни голода, ни жажды. Наверное, у меня горячка.

Интересно — черные пятна Измираид на фоне звезд как бы сделались больше. Машина Хоана должна работать на полную катушку.

Сейчас я многократно прослушиваю записи своих бесед с Телесфером. Мне кажется, что он знал, что хотел дать мне знать. Но это может быть и иллюзией (и, скорее всего, так оно и есть). С мозговиками всегда так. Впрочем, ради того их и разводят. Когда приходит черед ретро-анализа, в их случаях его проводить еще труднее, чем для открытого живокриста — ведь у них даже нет инициирующей программы. Имеется только величиной с мяч клубок нервной ткани в матке носительницы. Он никогда не рождается на свет и никогда не кончается: возобновление, рост и реконфигурация его нервных тканей — все это одна большая война нейронов и эволюция мета программы. Кроме того, мозговики никогда не достигают той точности суждений, что у логического живокриста — зато они способны проникнуть в глубины мрачных туч выходящего за рамки расчетов, быстро выдать приближение, коснуться Тайны своей интуицией мозговика. Если они и говорят аллюзиями и туманными инсинуациями, то лишь потому, что сами тоже не знают. Телесфер поглотил данные и начал видеть сны — о Вате, о Машине Хоана, о каких-то Чужих. Он и другие мозговики ничего не могли представить в качестве доказательства, поскольку недоказанное, это не их сфера деятельности — вот почему они и пытались обойти структуры своих фирм, инициировать заговор. Безуспешно. Политика — это не сильная их сторона.

Так я сидел, опершись плечом о стену Собора, и подловил себя на том, что поворачиваю голову и пытаюсь вытянутым языком достать камень. Но он даже и не влажный.

Видимо, у меня и вправду горячка.

Очередные трое суток. Где Газма? Собор, он… Боже, Боже, Боже. Не ползти, подняться на ноги.

Что? Сколько это уже? Измираиды все темнее, даже Леви все время заслонена. Мне трудно говорить.

Покалечил себе рот. Похоже, что пытался грызть живокрист.

Прочитаю мессу. В последний раз. Так.

…включить, поскольку тогда их заметил. Я отставил чашу. Моя тень от дарохранительницы доходит до самого шлюза. Заполняют скамьи. С видимым светом нечто странное. Небо размазано, ни единой звезды, одна синяя мгла. И огромные дыры от Измираид. Насколько же близко они должны быть. Но они тоже нерезкие, размазанные по туману, длинные полосы от горизонта до горизонта; и я уверен, что если бы забраться на крест Собора, я мог бы коснуться…

Похоже, что-то не так с моим голосом; рассуждаю, естественно, без слов, но горло будто парализовано. Говорю ли я четко? Они стоят и глядят. «Они» — но, возможно, другое местоимение будет лучше: «то». «То». Выходят откуда-то из мрака Собора. Как? Через сферу биостаза? Господи, да там же дыры, сфера уничтожена! Но ведь это же невозможно! Как я…

Боже мой.

Собор, они, «то», кривая Миртона, Черная Вата, что там говорил мне Телесфер, да простит меня Угерцо, напрасно я его обвинял, так, живокрист, живокрист, acheiropoieta , ДНК и SJMN, когда уже так далеко от солнца, чтобы снова запустились исполнительные процессы, а все Измираиды… Неужто Коттер Угерцо тоже… Та гамма-вспышка. Код. Языки камня.

Собор дышит, вытягивает в мою сторону черные пуповины. Разрастается. Тянется к астероидам. Они приближаются тихими волнами. Газма?

Небо, чудовищное, пугающее, растворенный космос. Ориентируюсь по размазанным теням. Это не они вошли в мое время, а я вошел в их: Собора, Ваты.

Вы еще понимаете, что я говорю? Все труднее. Если бы все это шло в микрофон, наверняка, не было бы никаких шансов, ибо сомневаюсь, что здесь осталась хотя бы молекула воздуха.

Если же судить по небу… Все дальше, все медленнее. Сколько это уже дней, как я опустил руку? Тяжко. Нужно опереться об алтарь. Они накапливаются в нефе. Собор окутывает нас, мы — это Собор, фрагменты единой глыбы, единого произведения искусства. В тенях, вибрирующих словно мотыльки, покой. Одна только моя тень от дарохранительницы неподвижна. Мы ждем Архитектора.

Памяти Антонио Гауди, искусству его воображения — посвящаю.

октябрь 1998 — май 1999