Александр Матюхин - Северное сияние ее глаз

— Что?

— Чо приперлись-то сюда? — повторяет голос, — не понял, братишка? Мест мало что ли в городе?

Вторая рука ложится на ЕГО плечо.

— Ладысь. Чувак, я понял. Телки, трахаль и все такое. Но ты выбрал не совсем удачное место. Грубо говоря, тут недалеко моя спальня. То есть ты, грубо говоря, залез ко мне в квартиру. Сечешь?

— Не совсем, — говорит ОН.

— Я повторять не буду. Чо у тебя есть?

— В каком смысле?

— В смысле, что за пользование моей квартирой надо платить. Понимаешь, чувак? Ты залез в мою спальню, сейчас будешь тут трахаться, а мне чо делать? Сидеть и смотреть на вас? Давай какой-нить бабло, я срулю на пару часиков, а вы тут занимайтесь, чем хотите. Усек, нет?

Муза Темная молчит. Ей хочется посмеяться, но она сдерживает себя. О, город! Скопление никчемных, серых личностей! Даже здесь, возле реки, чувствуется запах тления твоих улочек, домов, людишек. И этот грубый пьяный голос, без сомнения, принадлежит одному из вас. Этот темный гость порождение города. Тоже часть его ночного ритма. Как удачно он вписывается в тихий угрожающий ритм. Как удачно.

Кажется, началась возня. ОН попытался встать на ноги, но невидимый, с запахом перегара, повалил Его на землю. И Муза увидела кулак, стремительно несущийся в ЕГО лицо. И звук, словно клацнули друг о дружку зубы. Но от второго удара ОН увернулся. И уже ударил сам.

И Муза Темная сидела спиной к реке, всматривалась в темноту и видела тени. Они катались по траве, поднимались, падали, кричали, вздыхали, повизгивали. Воздух наполнился звуками. Порвалась ткань. Хрустнула кость. Кто-то взвыл. До ее ноздрей донесся запах крови. Первой крови этой ночи. Она улыбнулась, потягивая ноздрями запах, словно пила великолепное вино.

Тени дергались в неистовстве. Безумная темнота корчилась, извивалась, терзала саму себя. Силуэты прыгали, будто ожившие колдуны древности, танцующие дикие танцы.

А потом наступило короткое до бесконечности мгновение тишины.

И всплеск. Тело упало в воду, проплыло мимо нее (за ее спиной) и скрылось в водовороте ритма.

Она закрыла глаза, не шевелясь. Принюхалась. Тонкий запах крови уплывал по реке.

Кто-то сидел неподалеку. Впрочем, стоило принюхаться, и Муза поняла кто.

Она открыла глаза, встала на колени и на коленях же побрела в ЕГО сторону.

Глаза привыкли к темноте, над головой встала луна. Муза Темная увидела, что ОН сидит, обнаженный по пояс, и смотрит на небо. Рваная куртка и рубашка лежат рядом. ОН вспотел. ЕГО лицо разодрано, из носа по губам течет кровь. Но ОН смотрит на небо и улыбается.

Тогда она тоже поднимает голову и видит луну и одну единственную звездочку, сверкающую на небе. Это ли не красота? Заглянув в темноту, начинаешь понимать всю красоту света.

Они сидят и молча смотрят на звездочку. ОН часто дышит, хрипит, иногда шмыгает носом. Кровь капает с подбородка на голуб, вспотевшую грудь.

— Ну, как? — спрашивает Муза Темная, — как тебе такой ритм?

— Он хотел убить меня.

— И убил бы. Ты для него просто серая мышь из того мира, — кивок в сторону города, который сверкает огнями за их спинами, — он думал, что у тебя серые мысли.

— Но это не так.

— Совсем не так. Ты же другой человек. У тебя есть Муза. И ты писатель. И ты только что уловил ритм ночного города.

— Прекрасный ритм, — говорит ОН и достает из куртки ручку и блокнот. Потом говорит:

— Так и хочется написать что-нибудь. Как думаешь, я схожу с ума?

— Наоборот, ты выздоравливаешь.

ОН кивает, рассеянно и нелепо — его мысли уже далеко и от реки и от холма и от плывущего где-то бомжа. ОН склоняется над блокнотом и начинает писать.

ЕГО свет — луна.

ЕГО мысли — шум реки.

ЕГО творчество — ритм уснувшего, погрузившегося в тишину и темноту города.

Муза Темная отходит в сторону, садится около реки, поджав ноги и обхватив руками колени. Она смотрит на НЕГО и мысли ее наполняются радостью и светом. Хочется курить, но это ничто по сравнению с жаждой, которую она смогла удовлетворить. И в этот момент он вспоминает обо мне. Ночь в ее распоряжении, но пройдет несколько часов и снова появится солнце.

Если где-то есть темнота, значит, в другом месте обязательно должен быть свет.

Меня нет на берегу реки, я не чувствую запаха измятой травы, не слышу шума воды и их одинакового дыхания. Я не могу наблюдать, как ОН быстро исписывает страницу за страницей…

Но на другом конце земли, где свет и самый полдень, я иду по тротуару, сворачиваю на широкую улицу, к дороге, и автомобили мчатся один за другим. Я улыбаюсь, переходя через улицу. Мои губы шевелятся. Сердце не успевает биться. Сердце отстает. Жизнь отстает. И этот город похож на дикую речку с множеством рукавов и подводных камней. В диком грязном потоке несутся тысячи мелких жизней. Городу все равно, он с одинаковым равнодушием утащит и крупную рыбешку и изодранное тело воняющего мочой бомжа. Он с маской равнодушия поднимет на вершину горы или скинет в самую темную пропасть. Он с безразличием примет в жертву прыгающего с крыши дома самоубийцу или начнет аплодировать удачному оперному певцу.