Array Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век 2003 №5-6

— Ты расстроена?

— С чего вдруг? — Прозерпина засмеялась зло. — Разве я не говорила, что ненавижу его? Здесь предаваться венериным забавам можно только с тобой. И только твое семя живое. Когда я возвращаюсь в тот мир, я всякий раз рожаю от тебя.

Прежде она не говорила ничего подобного. Прежде она болтала, что продает свое тело в лупанариях.

— Рожаешь… Но ведь у тебя не бывает месячных.

Она нахмурила брови:

— Ну и что? Всякий раз непременно рождается мальчик.

— И что дальше бывает с нашими детьми?

— Танат убивает какого-нибудь хиленького младенчика, и на его место я подкладываю своего. Тело его смертно — дух божественен.

— Но ведь он — бог…

— С чего ты взял? — она удивилась вполне искренне.

— Ты — богиня, я — бог. И наш ребенок…

— Ты не бог. Ты — оживший в царстве мертвых. И только. Это даже меньше, чем живой в царстве живых. Гор-р-раздо меньше.

Он почувствовал боль. Он опять все время чувствовал боль.

— Но я не умираю! — выкрикнул он, весь дрожа от бессильной ярости. Почему никто не верит ему? Почему?

— Ну и что? В царстве мертвых нельзя умереть. Здесь смерть не действует, здесь меч Таната не разит. Теперь ты понял наконец преимущества этого мира? Зачем рваться в мир живых, если там на каждом шагу смерть? А здесь — вечная гарантированная безопасность.

— А как же Дит? Я же убил его?

— Нет, всего лишь изувечил. Теперь на его изувеченную голову не напялишь шлема. Можешь поздравить меня: мой муж — импотент.

Он молчал. Нечего было сказать.

— Значит, я — вечен? Как ты, как Дит, как мертвецы?

— Здесь все бессмертны. Ты только сейчас это сообразил? Ну ты же и тупой. Подожди… Откуда ты знаешь про месячные?

Он растерялся. Он и сам удивился — откуда знает?

— Кто-то сказал… — соврал он. — До того, как выпить воды. Но он точно помнил, что никто ему про это не говорил.

Она повернулась и пошла. И он за ней. Они шли и шли. Казалось, по кругу. Но нет. Этого серого здания с тремя аркадами и четырьмя слепыми этажами наверху здесь прежде не было. Навстречу им попадались сотни и сотни умерших.

— Привет, бессмертные! — кричал им Загрей. Они смотрели на него, как на сумасшедшего.

Прозерпина отворила металлическую дверь и вошла. Загрей — за ней. Сразу послышался гул голосов — многоголосое сборище где-то в глубине дома. И всем весело.

Что весело, Загрей определил сразу. Прозерпину ждали. Дородный швейцар принял на руки ее черный сверкающий плащ. На ней осталось длинное платье. Ее тело просвечивало сквозь ткань, как сквозь черное стекло. Два молодых человека, один в джинсах, другой во фраке, подскочили к Прозерпине.

Загрей бросился за ней.

— А ты куда… — выпятил грудь швейцар.

Загрей отпихнул его, и тот растерянно отскочил: не привык к сопротивлению. Другие всегда боятся швейцаров. А этот, безлицый, не боится. Загрей вошел в зал. Прозерпина стояла у стола с фужером в руке.

— Выпей! — воскликнула она и протянула фужер.

Он глотнул. Кровь радостно побежала по жилам и тут же вновь замерла.

— Это не живое вино, — прошептал он разочарованно.

— Разумеется, это не вино, — снисходительно фыркнул белолицый во фраке. — Это коньяк.

— Может, эта жидкость и называется коньяк, но она не живая… мертвая… отравлена водой Леты.

— Ну да, — согласилась Прозерпина. — Мы добавляем несколько капель в каждый фужер.

— Зачем?! — закричал Загрей, но никто не повернулся в его сторону.

— Чтобы не будоражило. Неужели не ясно?

— А что делать мне?

— Не знаю, — она повернулась к нему спиной.

Он обошел столы. Подобных яств в этом мире он не видел. Вот плоды, которым Загрей не знал названия. Вот колбасы и сыры. Откуда это все? И зачем? Зачем это есть? Он взял ломоть ветчины, положил в рот. Да, ветчина не здешняя, но опрыскана водой Леты. Горчит. Или Загрею только кажется, что горчит?

— Куда ты? — спросила Прозерпина. Так, будто не догадывалась. Хотя не просто догадывалась — знала.

— Ухожу.

— Нет… — выдохнула она. Голос ее был странный. Будто она разом утратила все — так растение будет шептать, обретя голос, когда серп отсечет его корневище. — Куда ты пойдешь без лица… куда… Сам подумай!

Невольно Загрей глянул на свои ладони. На миг он вообразил себя Танатом и представил, что в руках его серп. А сам он жнец.

— Я столько лет мечтал. — Он все же осмелился сделать шаг. — Здесь туннель. Туннель, о котором все говорят. Ладья Харона — это декорация. Глупая, никому не нужная декорация.