3
После того как он выбрался из Тартара, согласные звуки в его имени вновь поднялись до прежней величины, а вот гласные так и остались крошечными, скукоженными. ЗаГРеЙ — так должно было выглядеть его имя на бумаге. Тартар ни для кого не проходит бесследно. Чтобы не выглядеть смешным, Загрей все буквы уравнял, хотя это и стоило ему больших усилий. Теперь он был Загреем — как в Тартаре.
Загрей спустился к Стиксу. Винодел Марк стоял на берегу и смотрел на волны. Лицо его было перепачкано тиной.
— Ждешь посылки? — спросил Загрей. — У него вновь появились губы, но они были коротки и не прикрывали зубов.
Марк глянул на него и отшатнулся.
— Ты — к-кто? — с трудом выдавил толстяк. Губы его тряслись.
— Загрей…
— Кто тебя т-так?
Загрей неопределенно мотнул головой. Не хотелось почему-то говорить, что лицо ему разорвали Титаны.
— Как ящики с вином? Приплывали? — спросил Загрей, отворачиваясь.
— Ничего нету. Уже много дней ничего нету…
— Много дней? — Загрею казалось, что его сбросили в Тартар только вчера. Впрочем, дни здесь условны, и у каждого обитателя — свой счет.
— Да, много дней ничего нет, — подтвердил Марк.
— А ты ничего не спрятал?
— Спрятал немного. Но уже почти все кончилось. Скоро я все забуду. Как остальные.
— А лоза? Ты же посадил росток!
— Засохла. — Марк поднял голову. — Наверное, это все-таки не то солнце.
— Может, нам повезет и мы найдем еще одну лозу? — предположил Загрей, хотя знал, что это невозможно.
— Она все равно погибнет. — Они пошли с берега. — В принципе так даже лучше, — сказал Марк.
— Почему?
— Вино здесь ни к чему. В самом деле, зачем нам вино? Оно лишь будоражит наш ум и заставляет знать, что есть другой мир. А зачем? Нам годится лишь то, что принадлежит нашему миру. Ведь наш мир лучше… Да, лучше… — утвердительно тряхнул головой Марк. — Тот мир краток, наш — вечен. Оттуда все приходят сюда навсегда.
— Но мы несчастливы здесь.
— Кто тебе это сказал? — Марк внимательно посмотрел в глаза Загрею. — Кто?
— Я это чувствую.
— Ты — один…
— Мы могли бы построить мост. — Загрей обернулся и посмотрел на один-единственный пролет, вздыбленный в небо.
— Не… — покачал головой Марк. Вытащил из кармана бутылку и протянул Загрею. Загрей взял и, не прощаясь, зашагал к мосту.
Мост был хорош. Гулять по такому — одно удовольствие. Загрей дошел до края и остановился. Внизу катил ледяные волны Стикс. Не перепрыгнуть. Ни живому, ни мертвому — ни за что. По волнам плыл Харон. Лодка его полна была молодыми парнями. Перемазанные грязью и кровью, они вповалку лежали в ладье. С войны, сообразил Загрей.
— Харон! — крикнул Загрей. — Когда вернется Прозерпина?
Харон поднял голову, глянул на изуродованное лицо Загрея, и презрительно хмыкнул:
— Откуда мне знать…
— Но ты же ее перевозишь.
— Нет. Я никогда ее не перевожу.
— Как же она уходит?
— Так же, как и возвращается. Не в моей ладье.
4
Дворец напоминал почерневший грецкий орех — их часто выносят на этот берег волны Стикса. Черный орех напоминает мертвый человеческий мозг.
Значит, дворец напоминает мертвый человеческий мозг, сделал нехитрый вывод Загрей. Черные выпуклости, черные впадины, бесконечные извилины, ведущие в никуда. Извилины, что только множат поверхность. И если присмотреться, в каждой извилине — свои извилины, в каждой расселине стены — свои бесконечные трещины. Наглядный пример того, как может быть многое стиснуто малым — надо лишь найти нужное место, чтобы очертить круг. Трещины, проплутав по сводам, соединялись с другими бороздами в центре потолка. Но ясно было видно, что стыкуются они плохо — как будто был некий сдвиг и одна половина зала не сошлась с другой. Пол был тоже черным, из полированного мрамора, и в нем отражались бесчисленные стенные извивы.
Танат сидел на троне Дита. На Танате была черная в серебряных и золотых блестках мантия и белые башмаки на толстенных подошвах. На коленях Танат держал золотой шлем Дита. А у ног Таната сидел трехголовый Цербер и лизал Танату ноги. И Загрей этому почти не удивился. При виде Загрея одна веселая голова приветственно гавкнула, а две другие сделали вид, что посетителя не узнают.
Танат достал пачку сигарет и швырнул Загрею.
— Можешь курить. И поблагодари меня.
— За что?
— За то, что тебя выпустили из Тартара.
— Я выбрался сам.
— Ошибаешься, как всегда. Тебе позволили выбраться — и только. Потому что ты мне нравишься, дурачок.
Читать дальше