Array Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век 2003 №5-6

Горячие лепешечные колеса скатывались в авоську. Я смущенно двигал руками, Аида поднимала бровь дугою и пожимала плечом. Дедушка грозил, завывая басом. Улица Риштан, присыпанная белой пылью, выносила меня к дому. В волнении я обрывал и жевал виноградные усики.

Так продолжалось до конца учебного года. Но в июне дедушка ненароком отлучился, и я поцеловал Аиду в плечо.

Это случилось во дворике бабки-спекулянтки. Там продавались сигареты. Иногда там же мы с Берадзе брали литр сухого белого вина, от которого болели виски и кололо в горле. Под покровом ночи пробирались мы в этот заветный дворик. Трехрублевки пропотевали в кулаке. Усатый, толстый Джахангир, сын старухи, следил за порядком — дом стоял на границе сразу трех махаллей, и между покупателями бывали стычки. Джахангир возлежал на топчане, кушал курагу и слушал по радио бесконечные «усуль-макомы».

Летними вечерами Аида предпочитала ходить босая, как и многие женщины ташкентских задворок. Асфальт к вечеру остывал и не пачкал ноги.

Она переступала своими белесыми светящимися подошвами по обкатанной гальке в ожидании сдачи. Я стоял сзади и поцеловал ее в плечо рядом с лямкой сарафана.

— Ого! — сказала Аида.

Я кашлянул в кулак. Джахангир прибавил громкости. Старуха вынесла мелочь и две пачки «Родопи».

— А я предпочитаю «Опал», — сказал я.

— Ты не знаешь, где бы можно спокойно покурить? — спросила она.

— Идем на крышу, — предложил я.

Крыш на махалле было великое множество. Односкатные крыши глинобитных домов, «классические» — немецких коттеджей, плоские крыши новостроек. Но произнося «идем на крышу», подразумевали одну-единственную крышу шестнадцатиэтажного дома.

— О, там, наверное, все люки закрыты, — сказала Аида.

— У меня есть ключ, — заявил я.

Ключи от замков, запирающих заветные двери, раздобыл Жорик Берадзе. Он жил в этой «башне» и водил на крышу, по его словам, «несметное количество баб».

И мы пошли на крышу.

В лифте, тесном и полутемном, мы поцеловались. Аида снова сказала «ого», отстранила мое лицо белой ладонью и фыркнула, показав пальцем. На стене лифта было написано: «Фарход + Ширин».

Стараясь не греметь металлической лесенкой, я отпер люк и галантным жестом пропустил ее вперед. Сквозь шахту был виден бархатный квадрат неба и две крупные звезды. Потом мелькнули белесые ступни, и квадрат заслонился на мгновение. Я услышал секунду спустя, как гравий захрустел под ее ногами.

— Осторожно, берегись стекол! — крикнул я и полез следом.

Аида плевать хотела на стекла и на гравий. Она, онемев, глядела на луну, огромную — в человеческий рост, плывущую над зубцами Чимгана.

Дедушка, возникший было со страшным своим копьем, пал на колени, воздел руки к луне и в священном восторге забормотал ритмичным речитативом. Мы остались предоставленными самим себе.

Я почти ничего не запомнил — только ощущение пугающей легкости в груди и дрожь в ногах, когда мы отдышались и закурили, сидя на бортике. Аида выглядела довольной, но в этом было мало моей заслуги. Она наслаждалась светом луны, который превращал горные пики в колотый сахар, а ее сливовую кожу покрывал матовым серебром. Ночь задрожала — невдалеке, на летно-испытательной станции, тяжелый «ИЛ» пробежал по полосе и подпрыгнул, поджав шасси. Дедушка вскочил и с охотничьим воплем погнался за самолетом.

— Знаешь, — лениво сказала Аида, бросая окурок с крыши, — у метро можно купить «Мальборо».

— Знаю, — кивнул я. — У старухи, что торгует цветами.

Грознее всех на Карасу-6 были корейцы. Их боялись все, даже цыгане. И Жорик Берадзе бывал бит корейцами, не чувствительно, но как-то обидно. Жорик был силач, но корейцы глядели змеиными глазками, кричали «ии-а!» и махали ногами, совсем как Брюс Ли в кислом воздухе видеосалона.

Я корейцев не боялся. У меня был свой, «ручной» кореец. Сережа Ким, умница и чуть-чуть даос, как и положено порядочному узкоглазому. Мы подружились в драмкружке, где Ким блестяще играл Жида в «Скупом рыцаре».

В ту ночь мне понадобилось его мудрое слово, и я позвонил ему. Он выслушал терпеливо и изрек:

— Это из Лао Дзы? — спросил я.

— Это из меня, — ответил Ким и повесил трубку.

Когда родители Аиды уезжали, мы ночевали у нее дома. Дом у нее был интересный, густо заселенный душами пращуров. Бабушка Аиды была цветной латиноамериканкой. А предки бабушки были инками, португальцами, французами, англичанами… Они убивали белых, убивали индейцев, гоняли туда-сюда на парусных кораблях, перевозя через океаны табак, гонорею и серебряные слитки. Один из них, однорукий британец, охотился на корабли работорговцев — это шло ему, как идет удачный покрой камзола. Вряд ли ему было жаль негров, иные из которых шли на дно вместе с невольничьим судном. Сколько из этих, нечаянно потопленных, были эфиопами? Не было ли среди них прародителей дедушки, красивых, фиолетовых, с белыми пятками и ладошками? Жутко им было погибать в огромном количестве воды, совершенно не пригодной для питья…