Валерий Губин - Ночные разговоры

- Ну что ты слышишь, что слышишь, слышишь...

- Помолчите же минутку, - говорит хранитель, - вы мне мешаете.

Я почувствовал легкие, почти воздушные прикосновения к моему лицу, к закрытым глазам, очень ласковые прикосновения, от которых мой страх улетучился.

- У него было две тетки, он их очень любил, они давно уже умерли, одна от инфаркта, а другая погибла - несчастный случай, очень давно.

- Две тетки и больше ничего, больше ничего...

- Как жаль, что две, а нас трое, но я все равно хочу быть одной из них, одной теткой, одной...

- А я буду другой, другой буду...

- Давайте же разговаривать, давайте... Хранитель, переводи нам скорее, скорее переводи нам, что слышишь...

- Вот старые болтуньи, да потише вы, дайте вслушаться.

И тут я услышал голос моей старшей тетки - Елизаветы - она работала медсестрой в госпитале и почему-то все время, приходя к нам, была в белом халате.

- Валерик! Я купила тебе Марка Твена. Это удивительный писатель. Большая удача, обе повести - про Тома и про Гека - в одной книжке и стоит недорого - всего двадцать пять рублей.

- Ты опять балуешь мальчика, - говорит ее младшая сестра - Нина - она всегда казалась очень строгой из-за толстой роговой оправы очков и черных волос с ровным пробором посредине головы, - двадцать пять рублей совсем не дешево, он ее все равно порвет через месяц. И потом сейчас лето, нужно активно отдыхать, он и так целый день валяется на кровати и читает. Я вот принесла ему мяч, очень крепкий, его вилкой не проколешь. Уверяю тебя, это ему сейчас нужнее.

- А я тебя уверяю, что чтение еще никому не повредило.

- Там еще мать есть, - говорит хранитель.

- Я буду мамой, я хочу быть мамой, мамой...

И я слышу голос матери, молодой и звонкий:

- Перестаньте вы ругаться, педагоги несчастные, своих заведите и пробуйте на них методы.

- Зачем ты так, - говорит тетя Лиза, - ты ведь знаешь, если бы не война, у меня бы не один был, как у тебя, а трое или четверо, но ведь Ваню не вернешь.

- Ваню не вернешь, а что ты со своим майором тянешь, давно бы расписались.

- Боюсь я его - пьет часто, а как выпьет сильно, так обязательно рюмки ест.

- Как ест?

- Очень просто, берет в рот и жует. Страшно это.

- И ничего?

- Ничего, только кровь на губах. У него на фронте было две контузии.

- Да бог с ним, Лиза, - говорит тетя Нина, - не расписывайся. Я, например, девки, давно про эти глупости не думаю. Кому я нужна в двадцать восемь лет при таком дефиците мужиков? Зато, если захочу погулять, то гуляю, кто мне что скажет?

- Ну-ка кончайте эти разговоры - ребенок слушает.

Я рванулся и сел на матрасе. Было абсолютно темно, лишь верхушки деревьев слева слегка подсвечивались встающей за лесом луной.

"Здесь мне не уснуть, надо убираться в лес, иначе кошмары замучают". - Я взял матрас за угол и, пошатываясь, потащил его за собой в лес, засыпая на ходу.

- Валерик! Ты приходи еще, мы здесь навсегда поселились, здесь хорошо!

- Валерик! А помнишь, как ты упал и рассек гвоздем подбородок, прибежал весь в крови и не давал промыть рану, йода боялся пуще смерти, я тебя целый час чуть не на коленях уговаривала. У тебя до сих пор, наверное, остался шрам.

- Валерик! А помнишь, ты все грозился, что когда вырастешь и станешь генералом, то будешь каждый день покупать мне арахис в марципане, каждый день по триста граммов.

Чем дальше я отходил от поляны, тем тише становились голоса:

- Ты приходи сюда обязательно, мы здесь навсегда, навсегда, навсегда...

Я споткнулся о корень и рухнул прямо на матрас. Проснулся от неистовых криков птиц, которые выясняли отношения прямо над моей головой. Весь лес был пронизан солнцем и запахами медленно нагревающейся земли. Я встал и пошел к поляне за вещами. Прямо посреди поляны стоял в высокой траве лось и смотрел на меня.

- Доброе утро, шеф! - заорал я.

Он встрепенулся, отскочил в сторону, но потом, сохраняя достоинство, неспеша потрусил в чащу.

Наскоро перекусив и собрав рюкзак, я обошел поляну, постоял около каждой из трех огромных елей, осторожно погладил шершавую, всю в смоляных потеках кору.

"Может это и не сон, а ели действительно прослушали меня, вытащили моих теток и поселили в себе. Теперь они будут здесь жить еще долго-долго и разговаривать по ночам. И если я приду через несколько лет и лягу здесь спать, они опять будут ко мне обращаться... Только вряд ли я найду когда-нибудь еще эту поляну, слишком невероятно снова выйти сюда, на крохотный пятачок земли в самой середины Мещеры. Да и ели со временем забудут моих любимых теток, услышат что-нибудь новое и забудут".