Александр Тюрин - Убойный сюжет

— Все ясно, кто. Дуректор хочет еще и на лапу получить… Погодка сегодня хорошая стоит, значит, сегодня и приеду. Этот гад типографский будет у нас с тобой еще за водкой бегать.

Несмотря на погожий день, настроение было поганое. Не дали мне красивый жест красиво сделать. У этого директора рефлексы как у грызуна — обязательно надо что-нибудь урвать под прилавком. А в Свердловске-66 никуда, кроме него, не сунешься. В Екатеринбурге же печать устраивать — хлопотно и дорого.

Радио тоже портило настрой. У меня дома или на работе табу на всякие масс медиа и медиа для масс, особенно на болванский телек и газеты. Теперь ведь репортерам можно собственную дурь беспрепятственно качать наружу.

Но в разъездах я все-таки радиоголосами пользуюсь, чтобы не отключаться от такого монотонного дела как вождение.

«…Директор фонда „Спасем Урал“ Алексей Гуняков-Бессерглик заявил, что в условиях, когда правительство удушает налогами заводы и фабрики, его организация остается единственным спасительным плотом для детских домов и домов престарелых…»

Поменьше бы таких «плотов». Гуняков-Бессерглик — это наш, из Свердловска-66. Когда Михаил (который не архангел) дал партейцам добро на коммерцию, то скромный научный сотрудник Алексей Гуняков, показал секретарю горкома свой иностранный паспорт на Алекса Бессерглика и они совместно организовали этот самый фонд, через который потекли на биржу цветные и потихоньку редкоземельные металлы, а также всякие запасы с госпредприятий, ну и пошла обналичиваться безналичка. Тут как раз законы подоспели, превращающие директоров в капиталистов, а государственные предприятия в гасиенды и фазенды. В прекрасном новом почти латиноамериканском мире жить стало лучше и веселее не только Гунякову-Бессерглику, но и десятку других товарищей, обратившихся в господ. Но на то они и самые демократичные и либеральные представители народа, первыми осознавшие в нашей провинции необходимость перехода к рынку и капитализму. Правда, за всю свою историю Гуняков-Бессерглик и копейки налога не заплатил, если он к детдомам подберется, то там даже горшки исчезнут, и не престарелым он помогает, а своей вилле на Каймановых островах, где он тоскует по уральской зиме.

«… известный писатель Вячеслав Цокотухин заканчивает книгу под названием „Гоморра местного значения“, в которой рассказывает о том, как начальник городской милиции вступает в схватку с преступным миром и грозными явлениями природы…»

Как-то проезжал я мимо особнячка Цокотухина — мне Степа пальцем указал на изящное строение стиля «замок мини-феодала». Раньше там успешно проживал главный местный борец против тех, кто честно жить не хочет — Остапенко (некоторыми прозываемый Остапенко Бендер), Цокотухин же у него часто гостил. Сидя на веранде с бутылкой джина писатель читал Остапенке главы из своего романа «Брильянтовые революционеры» о том, как камушки-брюлики попадали на амстердамскую биржу при товарище Якове Свердлове (конечно же, для дела мировой революции, а не для обогащения западных банкиров). Ну, а Остапенко рассказывал писателю о своих схватках с преступным миром, что выглядело особенно правдиво на фоне нынешнего повального выхода на биржи местных консумольцов. Потом гуняковский фонд улучшил Остапенко жилищные условия, за то, что показал места, где осмий и рений растут, а тот, в свою очередь, приватизировал и загнал свою прежнюю хатку любимому писателю.

«… известный английский ученый профессор Джейсон Хок считает, что персональные компьютеры превратились в заповедники, где эволюционизирует враждебная человечеству цифровая жизнь, причем скорость этой эволюции превышает скорость биологической эволюции на два порядка. Только антивирусные программы „Доктор Кашпировски“ могут обезопасить наше будущее…»

Дж. Хок — профессор кислых щей, раз дает использовать свое имя в мелкокалиберном рекламном ролике.

А это что за зараза! Толпятся гаишники, один другого внушительнее, стоят запрещающие знаки. Безропотно замер разный транспорт от груженых фургонов до катафалков. Проезд закрыт?

— Проезд закрыт, — всунулся усатый лик, мигом втянув в себя все пространство и всю атмосферу.

— Что ж мне теперь — разворачиваться в обратную сторону?

— Вот именно, и побыстрее, — лениво подтвердил гаишник.

Я все-таки выбрался полюбоваться ситуацией.

С двух сторон от дороги — овраги, буераки, еще дальше — лес, а участок шоссе метров в двадцать превратился в ямину, на дне которой бултыхаются обломки асфальта и плещется мутная водичка.