Сергей Гжатский - Колодец

Второй класс — это восемь лет, не маленький уже! Стыдно мне было, хорошо на деревне не знали, мать скрывала, а то ребята задразнили бы до слёз! И куда только мать со мной не обращалась? Куда не возила? Каких только лекарств я не переглотал, а всё без толку, ничего не помогало. Как утро, так обязательно подо мною лужа…

Помню, один раз мама даже свозила меня в Москву, на сеанс к гипнотизёру. Сидит в кабинете дедушка такой в белом халате, с седой бородкой и качает у меня перед глазами стальной блестящий шарик на ниточке. А сам тихо так приговаривает: "Спать! Спать! Спать! " Я и заснул… Мама рассказывала потом, что как только я закрыл глаза, он начал мне внушать: "Не писайся!!! Не писайся по ночам!!! "

Полчаса толмил одно и тоже, а толку? На следующее утро — опять лужа!

Тут кто-то из родни надоумил маманю к знахарке обратиться. Вот старуха Лыкова пришла к нам и научила: ночью, ровно в полночь, я должен был сбегать

на конюшню и там три раза головой вперёд пролезть сквозь хомут!

— Молитву-то он хоть какую знает? — спросила она мать, косясь на меня тёмным глазом.

— Сиди! — махнула мама рукой, — Какие им ноне молитвы? Отучены!

— Тады сама выходи на крыльцо, поклонись на три открытые стороны, поворотись туда, где конюшня и читай Нагорную Молитву, пока он не воротится, — приказала знахарка и ушла.

Мама так и сделала: в ту же ночь растолкала меня около двенадцати и я, как был в трусах и майке, так и побёг не конюшню, дело-то летом было! А сама осталась на крыльце молитву читать.

В те годы на селе электричества и в помине не было, керосиновыми лам-

пами обходились. Что на улице, что на задворках — темень кромешная, жуть! Конюшня за околицей стояла, до неё полкилометра, не меньше!

Но я мигом долетел по натоптанной тропинке. Ворота в конюшню высокие, двустворчатые, на щеколду прикрыты. Замков, как теперь, тогда и не знали… А в воротах — дверца скрипучая имелась, из досок сколоченная. Приоткрыл я её и проскользнул внутрь, а там темно, хоть глаз выколи. В тишине что-то поскрипывает, шуршит, лошади всхрапывают, копытами перестукивают.

Чувствую, сердце у меня обмирает и дух перехватывает. Так и подмывает убежать от страха, но нельзя. Раз надумал избавиться от напасти, значит стой до последнего! Хорошо, что ещё днём я забегал на конюшню и заприметил, где что лежит. Хомуты висели на гвоздях на стенке справа от входа и я быстро нащупал один из них. Снял кое-как, потому что высоко было, и три раза через голову пролез в него.

В конце не выдержал и бросив хомут на земле, убежал стремглав. Только пятки в задницу влипали. Не помню, как и дома-то очутился! На утро, не поверишь, опять лужа! Я до того расстроился, что чуть не плакал. Как же так, ведь всё сделал как надо, а не помогло. Может, я и впрямь какой деффективный и ничем меня не исправить?

Но уж зато на следующий день случился праздник! Я проснулся совершенно сухой! И так-то по сей день…"

Клавдия, внимательно слушавшая мужа, перекрестилась и вздохнула:

— Чует моё сердце, Мишенька, поможет нам Лукерья! Как крест свят, поможет!

— Дай-то Бог!

Среди ночи раздался негромкий стук в окошко. Клавдия, всегда спавшая чутко, сразу же пробудилась. Стараясь не шуметь, она встала с постели, накинула халат и подошла к окну. Чуть сдвинув краешек занавески в сторону, она пристально всмотрелась в темноту на улице. Увидев стучавшего, удивилась: это был незнакомый ей мужчина. Тот призывно махнул и указал на крыльцо. Клавдия поняла, что человек просит открыть дверь. Мгновение поколебавшись, она кивнула и прошла в сени.

Симаков заворочался и что-то пробормотал во сне. До его слуха сквозь сон донеслось звяканье засова и тихий скрип открываемой двери. Затем послышался приглушённый разговор жены с ночным визитёром…

Вскоре Клавдия вернулась в спальню, оставив посетителя дожидаться на крыльце. Не включая света, она проворно оделась на потёмках, а затем подошла к постели и стала будить мужа.

— А? Что? Что случилось? — Симаков сел в кровати и спросонья замотал голо-

вой.

— Вставай, Миша! — прошептала Клавдия, — Одевайся, поедем!

— Что значит "поедем"? — возмутился Симаков, окончательно просыпаясь, — Куда?

— Ведунья нас зовёт, как обещала. Ходок свой прислала и человека для сопровождения…

— Понятно! — прокряхтел он и по-армейски быстро натянул джинсы и футболку, — Чего среди ночи-то? Дня для таких делов не нашлось, что ли? — продолжал ворчать Симаков, обуваясь на ощупь.