Мул сухо произнес:
– Ну?
Чаннис наморщил лоб.
– Разумеется. Но куда я должен отправиться? У вас имеется какая-либо информация?
– С вами будет генерал Притчер…
– Так значит, руководить буду не я?
– Судите сами, когда я кончу говорить. Послушайте, вы ведь не с Установления. Вы уроженец
Калгана, не так ли? Да. Так вот, ваши представления о плане Селдона могут быть смутными. Когда
первая Галактическая Империя рушилась, Хари Селдон с группой психоисториков, проанализировав
будущий ход истории с помощью математических методов, недоступных в нынешние времена
вырождения, основали два Установления, по одному на каждом краю Галактики – таким образом,
чтобы медленно развивающиеся экономические и социальные силы сделали их фокусами Второй
Империи. На достижение этого Хари Селдон отвел тысячу лет, – а без Установлений это заняло бы
тридцать тысяч лет. Но он не мог предугадать меня. Я – мутант, и я непредсказуем для психоистории,
которая может иметь дело только с усредненными реакциями больших масс людей. Вы понимаете?
– Полностью, сударь! Но какое отношение это имеет ко мне?
– Вы сразу поймете. Я намереваюсь объединить Галактику сейчас – и достичь целей
Селдоновского тысячелетия по истечении трехсот лет. Одно из Установлений, мир ученых-физиков,
по-прежнему процветает – под моей властью. Учитывая расцвет и стабильность Союза, разработанное
этими учеными атомное оружие, мы будем в состоянии справиться с чем угодно в Галактике – за
возможным исключением одного только Второго Установления. Поэтому я должен знать о нем
побольше. Генерал Притчер убежден, что его не существует вообще. Мои же знания свидетельствуют
об обратном.
Чаннис деликатно осведомился:
– Откуда же вы черпаете свои знания, сударь?
И тут из уст Мула вырвались слова откровенного негодования:
– Потому что в сознания, находящиеся под моим контролем, кто-то вмешивается! Искусно!
Осторожно! Но не столь осторожно, чтобы я не смог этого заметить. И вмешательство возрастает,
поражая ценных людей в важные моменты. Покажется ли вам теперь удивительным, что известное
благоразумие держало меня все эти годы в бездействии? Вот в чем ваша значимость. Генерал Притчер
– лучший из оставшихся у меня людей, так что впредь он тоже не находится в безопасности. Конечно,
он об этом не знает. Но вы – Необращенный и, следовательно, не можете быть распознаны
немедленно как человек Мула. Вы можете водить за нос Второе Установление дольше, чем кто-либо
из моих собственных людей – возможно, настолько долго, насколько это вообще необходимо. Вы
понимаете?
– Хм-м. Да. Но простите меня, сударь, за следующий вопрос: как именно изменены эти ваши
люди? Чтобы я мог заметить перемены в Притчере, если таковые произойдут. Становятся ли они
опять Необращенными? Становятся ли они нелояльными?
– Нет. Я же говорил вам, это делалось осторожно. И это еще опаснее, поскольку такие
изменения труднее заметить. Временами мне приходится ждать, чтобы выяснить, нормальные ли это
странности человека, на которого я рассчитывал, или с ним что-то сделали. Их лояльность остается
нетронутой, но инициатива и изобретательность стираются напрочь. Я остаюсь с как будто бы
совершенно нормальными, но абсолютно бесполезными личностями. За последний год так
обработали шестерых. Шестерых самых лучших, – уголок его рта приподнялся. – Они теперь
руководят учебными базами – и я самым искренним образом желаю, чтобы там не случилось
неожиданностей и им не пришлось принимать решений.
– А предположим, сударь… предположим, что это не Второе Установление. Что если это еще
кто-то подобный вам – еще один мутант?
– Этот замысел слишком осторожен, слишком далеко рассчитан. Один человек был бы куда
торопливее. Нет, это целый мир, и вы явитесь моим оружием против него.
Глаза Чанниса сверкнули, когда он произнес:
– Я восхищен этим шансом.
Но Мул уловил внезапный всплеск эмоций. Он сказал:
– Да, вам, видно, представляется, что вы сослужите великую службу, достойную великой
награды – возможно даже, назначения моим преемником. Да, именно так. Но существуют, знаете ли,
также и великие наказания. Моя эмоциональная гимнастика не ограничивается только внушением
лояльности.
И слабая усмешка его тонких губ стала жестокой, когда Чаннис в ужасе вскочил со своего
кресла.
Читать дальше