Михаил Харитонов: Рассказы (сборник)

Как от берега, отхлынула от рубежей волна, его с собой унося, словно в море. Незримое течение подхватило его и понесло — казалось, на дне цвели головы царей, кружились и пели солнечные сполохи. Некий ангел пронзил всё это и канул вверх. Тут его потянула к себе рука Дня, и среди весеннего мира этой веры он был весь как летящая сеть, она открывала его, и в этом разворачивающем пленении было лишь одно — кто ты?

Но он уже знал, что нечего ему говорить — он был от начала, от его вопрошающей воли, и погиб ради самого себя. Он сам стал тем ответом, отсветом из тьмы, и не мог его узнать тот, всё хитрее вплетающийся в него. Впереди был белый свод, полный, как воздухом, началом: он шёл туда, в потерю жизни, в забвенье. Зелёные пальцы сжали его, когда он изменился, умолчал собой — по телу света пронеслась рябь, она тысячекратно прервалась, и тут он выпал, а свет, выпрямляясь, дрожал вокруг в сомнении.

И покатился он, теряясь, как в огромной корзине. На мгновение, оказавшись бегущим вокруг сретения четырёх лучей, стройной звезды, в которой стояли малые звёзды, он упал на неё, его потянуло назад, он схватился за дверную ручку, дверь неожиданно, стукнув, распахнулась, зашибла ему пальчик на босой ноге — и он нечаянно переступил порог Ночи.

Здесь было противно. Это тогда, давно, тьма была хороша. Там, куда не могло достать зарево, он и проснулся впервые. Из лужи под ногами показалась маленькая луна и юркнула обратно. Он, нагнувшись, пошарил там и выудил кусок масла.

Но, ах, не то это было, что он искал! Это было масло злое, этакий кремешек; прочное, как велосипедный звонок.

«Я Ангельс» — сказал он.

И'хуй (ивр.) — «сращивание», «соединение».

Umkleidet (adjektiv) — «окружённое оболочкой». Сикорски, видимо, субстантивирует прилагательное до der Umkleidet — «окружатель, обёртыватель».