Эрик Рассел - Война с невидимым врагом

Если хоть один из них, только один, скажет:

— Боже мой, Брансон, в этом есть что-то странное! Это я убил ее в местечке Бельстон. Я знаю, что я это сделал. Какого черта, как же ты мог…

— Скажи мне, почему ты это сделал?

— Она сама довела меня до этого. Я совсем не собирался убивать ее, но я был не в себе.

— Как?

— Ну… э… я не могу сейчас точно сказать. Это было так давно, и я старался забыть обо всем.

— То же самое и со мной. А может, нам вместе объехать других и узнать, сколько еще людей прибило эту самую Элайн Лафарк? Это будет приятно узнать. Мы можем заполнить целую камеру в тюрьме, и в такой компании нам будет легче считать свои последние часы.

Может, это произойдет таким путем? С другой стороны, вражеские силы могут быть намного умнее и искуснее: они позаботятся снабдить каждого своей собственной легендой. Хендерсон, например, думает о своем преступлении: он даже глазом не моргнул, когда услышал и об Элайн, и о Бельстоне.

Он начал чувствовать полную уверенность в том, что эта злосчастная Элайн Лафарк была просто иллюзией. Это было трудно, очень трудно, так как его память настаивала на обратном. А спорить со своей памятью так же трудно, как отвергать свое отражение в зеркале.

Несмотря на новые факты, несмотря на отсутствие старых фактов, память цепко держалась за самый страшный момент в его жизни. И хотя видение прошлого может быть просто дурным сном, построенным вокруг призрачной женщины, он очень хорошо мог представить черты Элайн, когда она умирала, ее темные волосы, перевязанные голубой лентой, ее черные глаза, наполненные болью, ее тонкие ноздри, струйку крови, стекающую по лбу. На ней было ожерелье из жемчуга, черные туфли, золотой браслет на руке. Это была картина со всеми оттенками. Это была такая полная картина, какая может быть только в жизни.

Но была ли она реальной?

Или это был тот кусок информации, который представлял критическую массу?

Другие должны будут знать о ней или о ее фантоме так же много. Но получить это от них без помощи Рирдона будет очень трудно. Но ему не хотелось обращаться туда за помощью, особенно после последних событий. Кроме того, это может полностью связать его как раз в тот момент, когда он уже превратился из дичи в охотника. Он обратится к Рирдону и силам, стоящим за его спиной, как к последней инстанции, только в крайнем случае.

Хотя его коллеги-беглецы могут оказаться еще менее разговорчивыми, чем тот же Хендерсон. Но на данный момент ему надо самому попробовать во всем разобраться. И он решил, что есть источники, которые ему надо будет выследить.

Пять человек знают многое о ней, и их можно заставить говорить.

Эти пятеро были: те двое, которые поймали его тогда на лестнице, двое разговорчивых шоферов и его преследователь, здоровенный иностранец, который и заставил его пуститься в бега. Если он прав в своих догадках, то должен быть еще и шестой человек, невидимый руководитель, которого он не включил в список, потому что его идентифицировать не мог.

Любой из этих пяти мог дать ниточку, которая приведет к другим четырем, а может, и к еще большей толпе, которая прячется за ними.

Продолжая думать в том же роде, он забавлялся тем, что более или менее беспристрастно изучал свою жажду мести. Будучи тем, кем он был раньше, аналитическим мыслителем, он всегда считал желание заехать кому-нибудь по зубам примитивным чувством. Теперь такое желание совсем не казалось ему совсем уж первобытным. И в самом деле, он бы стал презирать себя, если бы у него не появилось такого желания. Никто не может лишить себя основных человеческих чувств.

Да, если выпадет возможность, то он соберет всю свою силу и злость в кулак и этим кулаком вышибет напрочь чьи-нибудь зубы.

Другими словами, он был в ярости и наслаждался этим.

Ночное небо легло над городом, уличные фонари замерцали своим теплым светом, витрины магазинов ярко осветились. Это был его город, но он не шел домой: если кто-нибудь хочет встретить его, то именно дома он его и ждет, сидит и наблюдает, когда заблудшая овца вернется в стадо. Ну, они могут сидеть там, пока не пустят корни. У него еще нет никакого желания, чтобы его повязали. Что ему было больше всего надо — так это время, достаточно времени, чтобы побродить вокруг, выбрать себе цель и нанести по ней сокрушающий удар.

Он продвигался по городу быстро, но осторожно. Сотни людей, некоторые из них — служащие института, жили вокруг и хорошо знали его в лицо. Ему совершенно не хотелось, чтобы его кто-нибудь увидел, еще меньше ему хотелось, чтобы кто-нибудь с ним заговорил. Чем меньше другие будут знать о его возвращении, тем лучше. Избегая хорошо освещенных улиц и улиц с крупными магазинами, он зашел только в маленький магазинчик, чтобы купить себе расческу, зубную пасту и бритву. Его путешествие закончилось в мотеле на окраине города, далеко от его дома.