Леонид Платов: Искатель. 1972. Выпуск №6

Однако настроение мое вскоре изменилось. Ни один из участников экспедиции не получил наград, ожидаемых к Новому году. А меня даже обошли во время присвоения очередных воинских званий.

Кто-то определенно вредил мне. Кем-то пущены были в ход невидимые тормоза, загадочные силы, глубоко запрятанные в недрах санкт-петербургских канцелярий.

Может быть, со мной сводил счеты злопамятный Абабков?

Однажды утром, развернув газету, я увидел групповую фотографию. Из подписи явствовало: это наши отечественные финансисты и промышленники, которые только что получили от правительства крупный военный подряд. В центре группы знаменитые петербургские банкиры Вавельсберг и Алферов. Всем было известно, что они ненавидят друг друга лютой ненавистью. Однако на снимке оба финансовых деятеля послушно, хотя и с натугой, улыбались в фотообъектив.

Полноватый, несколько болезненного вида человек средних лет в сюртуке с атласными отворотами боялся остаться за пределами фотоснимка и, сохраняя улыбку, всем туловищем своим склонился к Вавельсбергу и Алферову.

В перечне военных подрядчиков я наткнулся на фамилию Абабкова, лесопромышленника из Архангельска!

Готов держать пари, что вам неизвестен или почти неизвестен любопытнейший переулок в Ленинграде. Название его? Банковский.

Рассказывая туристам о Великой Октябрьской революции, надо бы, я считаю, начинать экскурсии по Ленинграду именно с Банковского переулка. А затем уж вести толпу приезжих по привычному маршруту — под арку Главного штаба и к Смольному.

Банковский параллелен улице Ломоносова и упирается в канал Грибоедова. И еще примета: он — между Мучным, Перинным и Москательным переулками!

Лабиринт этих переулков дореволюционные репортеры именовали «российским Сити». Засев в грузных лабазах и теснейших конторах с окнами, заделанными решеткой, наши русские толстосумы постепенно прибирали к рукам высокомерную дворянско-помещичью империю. «Все куплю, — сказало злато…»

Банковский переулок коротенький, метров девяносто, длина миноносца, очень узкий и поэтому всегда полутемный, даже в солнечный день.

Возвращаясь со службы, я иногда делал крюк, чтобы пройтись лишний раз вдоль Банковского. Разумеется, не рассчитывал встретиться с Абабковым. Да и что это мне бы дало?

Прошу вас, поймите меня правильно: дело не в личной обиде, отнюдь нет! Обида явилась лишь толчком к размышлениям, которые шаг за шагом уводили все дальше по опасному пути.

Для меня победа в Карском море — можно, я думаю, до какой-то степени считать это победой? — вдруг обернулась поражением, да что я говорю, больше чем поражением, — катастрофой в личном психологическом плане!

Вот вам еще один парадокс, связанный с бухтой Потаенной. То, чего не удалось бы достигнуть самым красноречивым агитаторам и пропагандистам-революционерам, сделал, причем запросто, мимоходом, этот купец Абабков. Он поколебал в моих глазах престиж Российской империи!

На что же это похоже, размышлял я, если люди, стремящиеся к благоденствию и возвеличению государства, обесславлены, а проходимцы, нагло его обкрадывающие, преуспевают? За взятку, выходит, можно купить всех — от околоточного надзирателя до прокуроров и судей, а, быть может, даже и до его высокопревосходительства самого морского министра? Разница, надо полагать, лишь в размерах суммы, предлагаемой взяткодателем?

Вот до каких выводов дошел я, прогуливаясь в одиночестве по «российскому Сити». Наивно? Но я же говорил вам, что мне, рядовому военному гидрографу, доселе лишь исправному службисту, в общем-то, мало читавшему вне своей флотской специальности, нелегко давались подобные непривычные размышления.

Так или иначе, но благодаря истории с бухтой Потаенной я был до известной степени уже подготовлен к безоговорочному переходу на сторону революции, что и совершил, как вы знаете, в октябре тысяча девятьсот семнадцатого года вместе с несколькими другими офицерами Балтийского флота.

В те времена среди военных моряков имела хождение одна шутка. Не отрицаю своего авторства. Я сказал, что при содействии купца Абабкова у меня возникли свои особые, «личные» счеты с российским капитализмом…

Что же произошло с бухтой Потаенной после революции? Вопрос законный. Отвечаю: а почти что ничего! Атька, если и прилгнул, то, как ни странно, самую малость, — покровитель его, расторопный архангелогородец, действительно подбирал «остаточки». Правда, советские геологи возобновили работы в тех местах, но, говорят, и трех лет не прошло, как залежи были выбраны до самого донышка.