На дне посудины не осталось ни капли.
Джоа повалилась на циновку — головой на свернутое одеяло. Закрыла глаза. Ее опять прошиб пот.
Однако тошнота на этот раз отступила.
Она слушала тишину — сердцем, исполненным любви, в состоянии полного душевного равновесия.
Когда средство начнет действовать? Сколько времени уже прошло — целый час или несколько минут?
Она попыталась поднять руку, на которой был и часы, но не смогла.
Что это за яркий свет и безумство красок вокруг? Она уже в пути? Что это за убегающая спираль, штопором ввинчивающаяся в бездну? Это ее врата восприятия? Она действительно плывет в воздухе, не касаясь земли, или это плод ее воображения?
На губах Джоа расцвела улыбка.
Никогда раньше она не бывала в бесконечности, и никогда ей не было так хорошо, как сейчас.
Краски были чисты, а чувства — первозданны и обнажены, как она сама.
Ее тело — божественно. Лаская его, она провела по нему ладонью. Ликование переполняло ее…
Она прервала на минуту воздушное плавание и опустилась на землю, которая от одного ее прикосновения мигом превратилась в чудесный сад с деревьями, увешанными прекрасными плодами. Это был рай, ибо реки здесь текли из меда и молока, издавая нежную музыку, а все животные обладали даром речи.
Они ее знали.
— Джоа!
— Здравствуй, Джоа!
— Спой нам, Джоа!
— Не могу. Мне нужно продолжать поиски. Я ищу свою мать.
После этих ее слов сад растаял.
Вместо него появилась пустыня. Под спудом пурпурно-лилового неба бесплодная земля начала медленно проседать, заворачиваясь краями вверх. И когда они сомкнулись, получился шар — небольшая планета.
Джоа ощутила себя Маленьким принцем. На этой планете ей не понравилось. И, подпрыгнув, она нырнула в ничто.
Она не летела, но и не падала, но плыла в космическом пространстве, а вокруг то тут, то там возникали другие миры, которые звали ее и манили, подобно тому, как сирены завлекали странствующего Одиссея. Очень красивые миры, в которых можно было остаться и обо всем позабыть.
— Джоа!
Это был Давид. Он простирал к ней руку.
Она улыбнулась ему издалека, тоже вытянула руку, и они коснулись друг друга.
— Не сейчас, — сказала она.
Не сейчас. Это значит, что «потом» все у них будет?
Она рассмеялась, почувствовав себя как никогда счастливой, и, окрыленная, продолжила свой вояж по безбрежным просторам, усеянным звездной пылью. Космическая гармония выстраивалась в пентаграмму нотного стана, нотами на котором были звезды. Музыку исполняла она. Песнь пела уже не она, а они. Чарующее и обволакивающее многоголосие. Катарсис.
Она оглянулась, но Давида уже не увидела.
Она осталась одна.
Или нет?
Слева от нее наметилась едва различимая точка, которая стала расти, превратилась в серебристую звездочку и наконец приобрела очертания звездолета. Космический аппарат остановился напротив нее, и из открывшегося люка появился астронавт. Она не видела его лица — мешало затемненное стекло шлема. В ее голове-компьютере зазвучал мужской голос.
— Кто ты?
— Я ищу свою мать.
— Здесь ты ее не найдешь, — ответил астронавт.
— А где же тогда?
— Здесь нет времени, только пространство. Ты должна вернуться туда, где твой голос услышат.
— Куда именно?
— Туда, где боль.
— Но…
Астронавт уже возвращался в корабль.
— Погоди!
— Это твоя боль, не моя, — произнес он вместо прощания.
Она и опомниться не успела, как ни астронавта, ни корабля уже не было.
Джоа в недоумении возобновила полет-плаванье. Секунда. Минута. Час. Сутки. Темнота вокруг все сгущалась, пока далеко впереди не завиднелась новая планета. Приблизившись, она узнала ее.
Земля.
Вот и Американский континент, Мексика, на ее западе — Сьерра-Мадре. Влекомая домой, она пошла на снижение над землями уичолов. Еще с высоты отыскала Лунную гору, разглядела в ней поры пещер. В одной из них — ее тело.
Оказавшись в пещере, увидела себя.
Простертая на спине, она лежала, не касаясь земли. Парила в воздухе на еле заметной высоте — на ладонь от пола.
Она неторопливо приблизилась и принялась с любопытством рассматривать себя. В лице — ни кровинки. Дотронулась до своего тела, и оно встрепенулось. Прикоснулась еще раз — реакция повторилась. Не раздумывая более, она вернулась в него.
Боль находилась там. Свербящая, острая, нестерпимая. Настолько сильная, что из глаз полились слезы. Вновь покинуть тело не удалось — оно стало тюрьмой. Она попыталась было разбить стены узилища изнутри — тщетно. Оставалось лишь смириться и приспособиться. Она раскрыла глаза и… оказалась на земле — левитации как не бывало.
Читать дальше