— Синицын!
— Ну-ну, не горячитесь, Мишенька, это я так…
Нельзя, пожалуй, найти более разительного контраста между истинным характером персонажа и работой, выполняемой им по тексту. Синицын, существо мягкое, нерешительное и пугливое, в «Торжестве разума» исполнял обязанности командира десантного звена, совершая подвиги со сноровкой супермена и вечным испугом в глазах. Сознаюсь, все время я относился к Синицыну несколько свысока, хотя и без пренебрежения. По-другому относиться было бы трудно, — настолько часто он являл собой жалкое зрелище, несовместимое с обликом советского космонавта…
— У меня к вам хорошие новости, Мишенька, — зловеще прошипел он, роясь во внутренних карманах куртки. То, что он искал, обнаружилось в заднем кармане застиранных джинсов.
Оба-на.
Я где стоял, там и сел. Хорошо, что Синицын догадался преподнести сюрприз около скамьи.
На ладони испуганного Синицына, разгораясь мертвенным бледно-зеленым фосфорным огнем, лежал листик папиросной бумаги.
— Видите, что это? — шепотом спросил Синицын. Дурак. Еще бы я не видел. По телу паническим галопом понеслись холодные мурашки озноба…
— Вижу, — тоже шепотом ответил я. Теперь было понятно, что голос у Синицына не зловещий, и у меня при виде листка тоже перехватило горло, махом, как в восемнадцатой главе, где мы вдвоем с капитаном двое суток бредем по пустыне Серых Камней.
— А кто… кто ходил… туда? — я даже не решился произнести вслух название мест, откуда происходил этот листок.
— А я, Мишенька, сам и ходил, — зачарованно глядя на листок, сказал Синицын.
Меня передернуло. Настолько это казалось нелепым и невероятным: чтобы именно Синицын покинул полки, покинул пространство, пусть и неполноценных, картонных героев книг и спустился еще ниже, в Загробный мир — именно так мы испокон веков называем пространство, заполненное газетными новостями.
Книга живет годы. Активная жизнь журналов измеряется месяцами. Газета существует несколько дней, после чего перекочевывает в гроба подшивок, крышки которых поднимает редкий читатель. И тогда призрачный мир содрогается от ураганных ветров — это торопливые пальцы человека листают широкие страницы, заставляя пробуждаться миллионы миллионов обитателей Загробного мира — уродов, гомункулов, кадавров: политиков, судорожно повторяющих одни и те же фразы — те, что бойкий журналист вписал от их лица в статейку; мертвенно улыбающихся коммерсантов, молчаливых героев глянцевых обложек; работяг, карикатурно уродливых, словно морлоки; маньяков, суетливо скользящих в вечных поисках жертв — то есть всеми теми, кто, как чудовище Франкенштейна, рождается под скальпелем-пером тысяч журналистов. В природе ничего не исчезает — и это истинная правда.
Порождения мира новостей, они обитают на бескрайней плоскости, соединившей в себе и Пространство и Время — тысячи Брежневых, миллионы Лениных, миллиарды всех тех, кого хотя бы раз упомянули на газетной полосе, и триллионы тех, чьи фамилии никогда не звучали. Кто остался безымянным, мелькнув в строке типа «погибло сорок восемь пассажиров» или вообще — «никто не сумел спастись…» Никогда даже не пытайтесь подойти к Загробному миру — если вы ослушаетесь, он заберет вас к себе. Ежеминутно на Земле выходят десятки газет, а это значит, что Загробный мир тоже ежеминутно расширяется. Войдя в него, вы не заметите как уже через час окажетесь в сотнях километров от его границ, в мире без ориентиров, потому что невозможно ориентироваться там, где нет солнца, где в вечно серое небо возносятся тысячи одинаково краснозвездных кремлевских башен, тысячи Белых Домов и сотни тысяч заводов, фабрик, комбинатов, похожих друг на друга, старательно-гадко дымящих, дымящих, дымящих… Там зомби с пустыми глазами равнодушно обтекают гигантские туши «Титаников», наклонно уходящих в муть над головами, — тысячи, тысячи «Титаников». Мало того, вы можете увидеть там тысячи «Титаников» чуть поменьше настоящих — из рецензий на кэмероновский суперфильм… Однажды я и Гера Комов, каюсь, из нездорового интереса, так как возник он в процессе обильного возлияния, пошли взглянуть на Загробный мир.
Не ходите туда, Бога ради никогда не ходите туда! Нас ведь тоже хватило ненадолго. Когда с неба исчезло солнце, а нам навстречу, словно снег, все гуще и гуще пошли бормочущие что-то зомби, мы моментально протрезвели и что было сил рванули назад… Говорят, что рукопись второго тома «Мертвых душ» не просто сгорела. Дескать, Чичиков, позарившись на газетную нежить, отправился в Загробный мир, да и бесследно сгинул там, — а какой же роман без главного героя? Вот и спалил Николай Васильевич свое детище. Но это из числа наших, книжных баек. А лично я до сегодняшнего дня не знал ни одного безумца, который бы рискнул по своей воле отправиться в Загробный мир (мы с Комовым, два дурака, не в счет). И уж, конечно, Синицын был последним, на кого вообще можно было подумать…
Читать дальше