Array Полдень XXI век: Полдень XXI век 2003 №4

Реабилитацию Средневековья начали романтики тремя столетиями позже. Упомяну только одну дату — в 1819 году вышел роман Вальтера Скотта «Айвенго», который еще на несколько веков вперед определил наши представления о Средневековье — как об эпохе гордых замков, прекрасных дам, храбрых рыцарей и возвышенных чувств. Заодно романтики «облагородили» и Возрождение, сделав однако существенную поправку — Средневековье было временем высокой духовности и чистоты помыслов, а люди Возрождения часто были поражены язвой цинизма и склонны были глумиться над всем святым.

Однако уже с конца XIX века раздались голоса реалистов, остудивших горячие головы. И вновь в общественном мнении стал воскресать образ «грязного и темного Средневековья» — эпохи повальных эпидемий, голода, нищеты и бесправия. Такое мнение возникло не на пустом месте и все же оно, безусловно, страдало ужасной однобокостью и «одноглазостью». Людям, пожелавшим развенчать легенду о «прекрасном Средневековье», приходилось буквально смотреть одним глазом, чтобы не видеть очевидных вещей. Например, в средневековом романе «Фламенка» добрая половина действия происходит в бане, вернее даже в банях — роскошных термах, куда главная героиня наведывается ничуть не реже, чем в церковь. А законы, изданные в самые что ни на есть темные века Средневековья (закон лангобардского короля Ротара 643 года и закон Карла Великого от 787 года), строго предостерегают от «безумной» веры в вампиров и злокозненных колдунов. Человек, убивший женщину или мужчину, заподозрив их в вампиризме, считался, согласно этим законам, убийцей и сам подлежал смертной казни.

Одним словом, любому непредвзятому человеку вскоре становится ясно, что каждый из спорящих пытается увидеть в Средневековье нечто, что соответствует его желаниям и фантазиям, а реальная эпоха остается практически неузнанной и непознанной.

Попытку разрешить это противоречие сделала в 30-х годах прошлого века французская школа историков, сложившаяся вокруг журнала «Анналы экономической и социальной истории». Базовая идея выражена в самом названии — ключ к пониманию эпохи лежит не в изучении деяний правителей или произведений философов и художников, а в кропотливом исследовании хозяйственных документов эпохи — прослеживании медленных экономических и социальных процессов, формирующих лицо западной цивилизации. Тех, кого заинтересовал такой подход, отсылаю к великолепной книге одного из ведущих «анналистов» Жака Ле Гоффа — «Цивилизация средневекового Запада».

Мы же со спокойной совестью можем вернуться к роману, автор которого наверняка проштудировал анналистов.

Вводная такова: имеется монастырь Кингсбридж, постепенно впадающий в нищету и забвение. У монастыря молодой приор Филип, мечтающий построить в Кингсбридже достойное пристанище для Господа. А у приора есть план, включающий в себя три пункта:

1. Реорганизация доходов монастыря — арендная плата будет взиматься деньгами, а не продуктами, как раньше; отдельные принадлежащие монастырю земли будут специализироваться на производстве отдельных видов продовольствия.

2. Само монастырское хозяйство будет специализироваться на разведении овец и производстве шерсти.

3. Будет начато строительство нового собора, которое привлечет в монастырь большое количество рабочей силы, а позже — паломников, которые также смогут значительно пополнить монастырскую казну.

Второй «сюжетообразующий» герой романа — каменщик Том Строитель и его сыновья — создатели собора.

Героиня Алина — дочь графа, впавшего в королевскую немилость, вынуждена кормиться трудами собственных рук. Она начинает «свое дело» — скупает у стригалей шерсть, чтобы перепродать ее в Кингсбридже. Таким образом Алина становится бизнес-леди и соратницей приора Филипа.

Поскольку подробностями строительства 40 печатных листов не заполнишь, то спешу успокоить читателя — добрых 9/10 текста посвящены интригам, приключениям и запутанным любовным отношениям главных героев. Однако собор продолжает оставаться «каркасом» повествования или, если угодно, «осью мира», вокруг которой совершается действие романа.

Вальтеру Скотту, разумеется, ни такой сюжет, ни такие герои даже не снились. Зато Артур Хейли — автор «Аэропорта», «Отеля», «Колес» и других «капиталистических производственных романов» — принял бы их как родных. Однако парадокс в том, что реальные люди Средневековья, вероятно, также высоко оценили бы образ мыслей и действия Филипа, Тома и Алины. Кен Фоллет почти ничего не придумывает, не высасывает из пальца. Он строго следует средневековым анналам, иногда даже можно догадаться, какие именно тексты его вдохновляли.