Михаил Харитонов: Калигула

Мерейя. Ты идиот. Ты не дурак, но ты идиот. Есть такое греческое слово - идиот. Ты же знаешь греческий лучше меня. Когда-то ты даже сочинял аттицистские стихи, кстати, не такие уж и плохие...

Калигула. Да, я был хорошим мальчиком. Ты хочешь утешить себя, вспоминая, каким я был хорошим? Правда, жаль, что я не умер тогда? Можно было бы проливать слезы по несостоявшейся надежде Рима! Ах, если б Калигула остался жив! Если бы он стал цезарем! Если бы он восстановил старые нравы, старые суровые добродетели, почитание старшних и любовь к отчизне!

Мерейя (брезгливо). Это еще что такое?

Калигула. Да, пожалуй, ты этого не говорил бы. Но ведь это ты, в отчаянии, решив, что терять тебе уже нечего, назвал меня идиотом...

Мерейя. Я считаю тебя идиотом. Я проявил это не в словах, а в поступках. Я действительно пил противоядие. Почему? Потому что от идиота можно ожидать всего, чего угодно. Например, ты мог добавить яда в кушанья, и развлекаться, гадая, кому оно достанется. Или придумать еще что-нибудь глупое.

Калигула. Ты так боялся за свою ничтожную жизнь?

Мерейя. Если я так уж боялся бы за свою ничтожную жизнь, я постарался бы оказаться подальше от твоего двора. Но я привык к придворной жизни и не хотел из-за одного идиота менять свои привычки. С другой стороны, я пил противоядие. Не хотелось умирать из-за идиота. Не хочется вообще что-то делать или чего-то не делать из-за идиота.

Калигула (уязвленный). Ну конечно. Ты хотел бы умереть за величие Рима.

Мерейя. Я вообще не хочу умирать. Если бы я хотел умереть, я бы умер. Но есть вещи, которых я не хочу еще больше.

Калигула. Ах, ты считаешь, что есть что-то хуже смерти?

Мерейя. Да, но не только. Я считаю, что есть кое-что лучше жизни.

Калигула. Этого я уже не понимаю.

Мерейя. Еще бы! Поэтому я и назвал тебя идиотом и бунтовщиком. Ты бунтуешь против жизни, ставя на смерть. Но смерть - это часть жизни. Это очень простая мысль. Смерть - это часть жизни.

Калигула. Ну и что?

Мерейя. Значит, ты думаешь, что бунтуешь против господина, подчиняясь его слуге? Впрочем, это-то как раз вполне закономерно. Бунтовщики всегда кончают именно так. Потому что всякий бунт обречен. Более того, успешно подавленный бунт обычно укрепляет режим. А не подавленный - тем более.

Калигула. Я это знаю.

Мерейя. Почему же ты бунтуешь?

Калигула. Вам этого никогда не понять.

Мерейя. Ну почему же? Это не так сложно. Я уже ответил: потому что ты идиот. Ты не видишь ничего, кроме жизни и смерти. То есть кроме жизни, поскольку смерть - это часть жизни.

Калигула. Вне жизни нет ничего! Или ты веришь в то, что твоя душа, по Платону, подымется в сферу бестелесного, или как оно там называется, в то время как твое тело будет гореть на костре? Ты веришь в загробную жизнь?

Мерейя. Сейчас меня не волнует, есть жизнь после смерти или ее нет. Важно слово жизнь. Жизнь после смерти - это опять жизнь, пусть даже и какая-то другая. Все, что мы говорили о жизни, применимо и к жизни загробной. Она вряд ли показалась бы тебе более привлекательной, чем эта... Разве что было бы меньше иллюзий относительно смерти. Ты и за гробом останешься идиотом, только разочарованным идиотом.

Калигула. Но, кроме жизни, кроме вот этой жизни, нет ничего значительного!

Мерейя. А какой-нибудь посвященный в мистерии скажет, что кроме той жизни, нет ничего значительного. Подожди, такие люди скоро расплодятся в избытке. Ты, Калигула, и какой-нибудь христианин, отличаетесь почти во всем. Но в чем-то вы похожи. Вы не можете понять того, что находится за пределами жизни.

Калигула. И что же это такое? Какой-нибудь бог? Что мне до бога? Меня интересует только одно - я сам.

Мерейя. Я сказал - за пределами жизни. Но не за пределами самого себя.

Калигула. Я опять не понимаю, что ты там лепечешь, Мерейя.

Мерейя. А ты напряги слух. Я говорю о том, что человек больше своей жизни. Поэтому он человек. Если он больше своей жизни, значит, в нем есть что-то, находящееся за пределами его жизни.

Калигула. По-моему, идиот - не я, а ты. Тебя...

Мерейя. ...не поймут? Тебе не кажется, что мне поздновато искать понимания. А потом - кто, скажи на милость, понимает тебя? Ты, кажется, сказал, что нам - то есть мне - чего-то там такого никогда не понять?

Калигула. Ладно, ладно. Ну и что же? Пусть даже ты прав, хотя, по-моему, ты просто морочишь мне голову, оттягивая тот момент, когда лишишься своей головы. Впрочем, может быть, и нет. Ладно, в конце концов это неважно. Ну, допустим, есть какая-то часть меня за пределами моей жизни. Ну и что?