Олег Авраменко - Королевы не плачут

- Господин де Сальседо, - сказал ему Шатофьер. - Вы, конечно, знакомы с распоряжением короля во всем подчиняться мне?

- Да, сударь. Ваш слуга еще вчера предъявил мне это распоряжение. Кроме того, я получил от его величества письмо, содержащее аналогичные указания.

- Это очень хорошо, что у вас нет никаких сомнений, поскольку следующее мое распоряжение может явиться для вас неожиданностью. Поэтому важно, чтобы вы полностью доверяли мне.

- Я целиком доверяю вам, сударь. В письме его величества было сказано, что вы наделены чрезвычайными полномочиями.

- Тем лучше. - Эрнан взял со стола пергаментный свиток, скрепленный большой королевской печатью и передал его лейтенанту. - Вот, ознакомьтесь с указом короля.

Лейтенант развернул свиток и принялся читать. По мере того, как глаза его пробегали все новые и новые строки, челюсть его все больше отвисла; казалось, еще немного, и она грохнется наземь.

- Убедитесь, что подпись и печать подлинные, - спустя минуту добавил Шатофьер.

Спохватившись, лейтенант закрыл рот, громко лязгнув зубами, и поднял на Эрнана обалделый взгляд.

- Вне всякого сомнения, сударь, подпись и печать королевские. Весь текст указа его величество написал собственноручно.

- И вы готовы беспрекословно повиноваться мне во исполнение сего указа?

- Да, сударь, готов, - не колеблясь, ответил лейтенант. Лицо его опять стало спокойным и невозмутимым. Двадцать лет на службе у Фернандо IV приучили старого гвардейца философски относится к любым неожиданностям. Он привык слепо подчиняться королевской воле и не задавать лишних вопросов.

25. ЕЛЕНА ИВЕРО

В то время, как Эрнан имел разговор с графом Иверо, у Гастона тоже была аудиенция - но куда более приятная.

Молоденькая горничная, некогда служившая у Изабеллы Арагонской, провела его в небольшую уютную комнату, обставленную под дамский будуар. Шепотом велев ему ждать здесь, она тотчас удалилась; ее осторожные шаги сопровождались лишь еле слышным шуршанием юбок. Конспираторка, ухмыльнулся Гастон, вспоминая, как они украдкой пробирались темными коридорами, и горничная то и дело вздрагивала и бледнела со страху, заслышав где-то вдали малейший шорох. Должно быть, это все из-за графини, решил он; скорее всего, это она, а не граф, держит домашних в кулаке и принуждает их всех носить траур.

Вскоре в комнату вошла княжна Елена. Она молча поцеловала Гастона в щеку, усадила его в кресло, а сама устроилась на низеньком диване напротив него. На ней было домашнее платье розового цвета, надетое поверх одной только ночной рубахи без каких-либо нижних юбок; оно плотно облегало ее гибкий стан, подчеркивая соблазнительные линии ее ладно скроенной фигуры. Будучи закоренелым циником, Гастон ни на мгновение не усомнился, что надевая это платье, она рассчитывала на вполне определенный эффект.

- А мне раньше казалось, что ты не любишь яркие тона, - произнес он, первым нарушая затянувшееся молчание.

- А-а! - сказала Елена, взглянув на свое платье. - Это я в знак протеста - мне уже до смерти надоели траурные одежды. Так и хочется взвыть волком от всей этой тоски. Мне и без того горько: как подумаю, что Рикарда больше нет в живых, комок в горле застревает, а тут еще траур - черные одежды, мрачные лица, приглушенные голоса, скорбные взгляды... Жуть!... По-моему, это кощунство - выставлять свое горе напоказ, но мою маму не переубедишь. Она как втемяшет себе что-то в голову, так будет стоять на своем до конца. Три месяца - и точка, ни днем меньше. Не понимаю, с чего мама взяла, что траур надлежит носить ровно три месяца? И все же она молодчина - видел, как держится!.. А вот папа здорово сдал. Рикард был его любимец, и после того, как он умер, отца будто подменили. Бедный папа... Елена вздохнула. - Потому, собственно, я избегаю открытой конфронтации с мамой и ношу этот проклятый траур. Хотя, не в обиду ей будет сказано, я уже давно заметила одну любопытную деталь: самые горькие слезы по покойнику проливают именно те, кто при жизни его не больно жаловал. Вот, к примеру, Маргарита; да и мама была хороша... Впрочем, ладно. Снова я некстати распустила свой язык. Ты не находишь меня ужасной болтуньей?

- О нет, - живо возразил Гастон, как всегда в таких случаях. - Мне очень приятно слушать тебя, о чем бы ты ни говорила.

Елена обворожительно улыбнулась - хоть и не так жизнерадостно, как в прежние времена.

- Спасибо, ты хороший друг. Однако теперь твоя очередь рассказывать. Что там нового на белом свете?