Array Журнал «Если» - «Если», 2010 № 09

Приметил Мякиш одного господина, что из лавки шел: красивый такой господин, сапоги крепкие, большие, выше колен. На руках перчатки, а в руках палочка с наконечником — стек называется. Заместо хлыста у некоторых. И шляпа. И усищи — во! Круче, чем у булочника, завиты. А главное, культурный: два ведра первосортных букв за ним мальчик из лавки несет, пыхтит.

Мякиш — к нему. Встал, дорогу загородил, смотрит снизу вверх широко распахнутыми глазами и требует:

— Дяденька, возьмите это! Она смирная!

Умное Слово из-за пазухи за хвост выудил, держит на весу и слегка трясет, чтобы шерстинки на хвосте дыбом встали. Слово лапочки свесило, пригорюнилось, как горжетка ношеная колышется.

Господин нахмурился:

— Это не она, а он. Не видишь разве, как оканчивается? Изм!

— Дяденька, возьмите! — умоляет Мякиш. — Пропадет ведь здесь, болезное. А мне домой надо, воды еще набрать.

— Да оно сдохло уже! — басит господин и Умное Слово палочкой своей по передней лапе — торк!

Слово лапочки поджало, голову подняло и зашипело. Мякиш пустое ведро выпустил, подхватил бедолагу лохматую двумя руками. Умное Слово ему на плечо забралось и замерло там, шею Мякиша хвостом обвив. Набычилось: сейчас господину в глаз ядом плюнет.

Господин развеселился.

— Любишь слова, я вижу? — спрашивает.

Мякиш плечами пожал кособоко.

— Жалко его, пропадет, — объясняет сбивчиво. Уже и не рад, что связался.

— А сам-то ты кто?

— Мякиш. Я у тетушки Пакли живу. Скоро у сапожника работать буду. Или у булочника.

— Это хорошо, это правильно, — одобрил господин. — А где дом тетушки Пакли?

Мякиш скрывать не стал:

— А вон, пятый по улице.

Все одно в доме тетушки Пакли господину поживиться нечем.

— Значит так, Мякиш: мне с твоей тетушкой потолковать надо. Иди за водой, как шел, а я тебя у тетушки подожду. Может быть, мы с ней столкуемся и без сапожника.

Мякиш глаз прищурил, глянул — у колодца-то пусто, все разошлись. Можно быстро обернуться, и Умное Слово никто не тронет.

— Ладно, — сказал он важно и припустил со всех ног.

Дома тетушка Пакля сияла, как чайник начищенный.

Даже странно: господин-то так с ведрами, полными букв, и приперся. Мальчишке-посыльному все едино, несет их себе за покупателем. На чисто вымытый пол ношу поставил, а буквы-то улепетывают потихоньку, ведра без крышек. Перевалится какая-нибудь через бортик — и шмяк на пол! На другого тетушка Пакля заорала бы, ногами затопала, чтобы не запакощивал всякой дрянью жилье, а господину с рук сходит.

Когда Мякиш пришел, они уже об оплате сговаривались: сколько тетушка будет получать за труд Мякиша. Сговорились быстро, господин столько денег посулил, сколько булочник подмастерью не платит, не говоря уж о мальчике на побегушках.

— Только эта… — виновато попросила тетушка, на Мякиша искоса взглянув, — пущай школу он не забрасывает. Не тонет в бескультурье-та.

— Госпожа Пакля! — оглушительно захохотал господин. — Я же его не в притон беру! А в такой оплот культуры, что ваша школа зачуханная по сравнению с ним — тьфу, плюнуть и растереть. Не он к ним, а они, учителя его, к нему бегать будут, просить, чтобы поспособствовал. Заискивать начнут, на «вы» называть, уж поверьте мне.

Мякишу не очень-то верилось, но, против воли, сказанное господином понравилось. Оплот культуры — круто. Это, и правда, не булочная.

Тетушка ему враз узелок с собой собрала, провела мокрой расческой по волосам — и за дверь выставила.

Там, на улице, господин дожидался. И посыльный.

Посыльный наглый оказался: ведра ему вручил и учесал, только и видели. А узелок Мякишу в зубах нести?! Пришлось пихать его в ведро поверх буквочек. Они запищали, заскреблись…

Ученое Слово на плече как приклеенное сидит. Только зашипело на тетушку, когда она с расческой сунулась. Тетушка Пакля тогда ему кулак под нос — плюй, мол, интеллигенция, Умное Слово ядом-то и поперхнулось.

Сейчас она, тетушка, на пороге лачужки встала, щеку рукой подперла и пригорюнилась. Мякиш только вздохнул глядя: пообещал на выходных беспременно навещать. Ведра с буквами подхватил и поволок за господином.

И страшно, и радостно.

Шли долго, через центр города, здесь Мякишу и бывать-то не доводилось. Может, и к лучшему: шибко чисто на улице. Никто не плюется, обидно даже. Мякиш шел, шел, не утерпел — и плюнул в клумбу. И сразу на душе легко.

Ученые Слова, правда, гуляют невозбранно. Прилизанные, холеные. А приблудное так и угнездилось на Мякише, нипочем слезать не хочет, к своим не идет. Вот же прилипчивое!