Том Холланд - Вампир - История лорда Байрона

Я ощутил запах ее крови еще до того, как услышал ее тихие всхлипывания. Это была Клер. Она пряталась за одним из дорожных чемоданов. Она тряслась от страха. Я спросил ее, что она видела. Она замотала головой. Я удерживал ее на месте взглядом. Меня возбуждал ужас, который она испытывала. Я знал, что нуждаюсь в крови. Видения, сны, которые являлись мне,- я знал, что только кровь может изгнать их.

Я дотронулся до горла Клер, затем остановился. Я чувствовал биение жизни в ее груди. Я взял ее за подбородок. Затем медленно притянул ее губы к своим. Меня трясло, я закрыл глаза и поцеловал ее. Затем еще. Она оставалась все такой же неподвижной в моих руках. Я овладел ею. Я задыхался. Она все еще была жива. Я сжал ее в объятьях и выпустил в нее свое семя.

- Я дарую тебе жизнь,- прошептал я и поднялся.- А теперь уходи,- сказал я.- И никогда не пытайся увидеть меня, так будет лучше для нас обоих.

Клер кивнула, ее глаза были широко открыты; она привела в порядок свою одежду и ушла, так и не сказав ни слова. Было почти утро.

Спустя час пришел Хобхауз, чтобы проводить меня. С ним был Полидори. К восьми часам мы были уже в пути.

Глава 11

Мне довелось быть благоговейным, но отнюдь не молчаливым участником долгих и многочисленных разговоров лорда Байрона и Шелли. В одном из них мы обсуждали различные философские доктрины, среди которых была и тема принципа жизни и самой возможности обнаружения и анализа его... Не исключено, что когда-нибудь оживление умерших станет возможным посредством гальванизма: что если отдельные части живого тела можно искусственно воспроизвести, а потом собрать в одно целое, вдохнув в него живое тепло?

За беседой прошла ночь, и, наверное, вся нечистая сила улеглась, когда мы разошлись по спальням. Когда моя голова опустилась на подушку, заснуть сразу я не смогла, но и сказать, что я бодрствовала, тоже нельзя было. Мои фантазии, непрошеные, влекли и направляли меня, пронося передо мной картины, возникавшие в моем мозгу с живостью, далеко превосходящей повседневные границы воображения. Я видела с закрытыми глазами, но обостренным внутренним зрением,- видела бледного адепта дьявольской науки, стоявшего на коленях перед собранным им существом. Я видела, как ужасающий призрак мужчины вытянулся, а затем, под напором какой-то мощной машины, показал признаки жизни, с трудом повернулся, сделав полуживое движение. Как это, наверное, страшно, невообразимо страшно, страшны любые потуги человеческого существа к сотворению жалкого подобия колоссального механизма Создателя...

Мэри Шелли. Предисловие к "Франкенштейну"

- Вот так и завершилась,- сказал лорд Байрон,- моя тщетная попытка жить жизнью смертного человека.

Ребекка заметила, как на его лице появилось смешанное выражение вызова и сожаления.

- С этого времени я должен был быть самим собой, это единственное, что мне оставалось.

- Единственное?

Ребекка обхватила себя руками. Ее голос после столь долгого молчания прозвучал резко.

- Тогда кто...

- Да? - Лорд Байрон насмешливо приподнял бровь.

- Кто...

Взгляд Ребекки был прикован к бледному лицу ее прародителя.

- Чьим потомком я являюсь? - прошептала она наконец.- Не Аннабеллы? Не Ады?

- Нет.

Он смотрел сквозь нее во тьму комнаты. И снова его лицо, казалось, исказилось гримасой боли и вызова.

- Не сейчас,- тихо произнес он.

- Но...

Его взгляд будто пронзил ее.

- Я сказал: не сейчас!

Ребекка проглотила подступивший к горлу комок, но, сколько она ни старалась, она не смогла скрыть своей обеспокоенности. Ее не так поразила его внезапная вспышка ярости, как то, что беспокоило его самого. После стольких лет, подумала она, когда можно было бы свыкнуться с тем, чем он стал, одиночество, казалось, все еще подавляло его. И она почувствовала к нему жалость. Лорд Байрон, словно читая ее мысли, внезапно посмотрел на нее и расхохотался.

- Не оскорбляйте меня,- сказал он.

Ребекка нахмурилась, делая вид, что не понимает.

- В безнадежности есть великая свобода,- произнес лорд Байрон.

- Свобода?

- Да- Лорд Байрон улыбнулся.- Даже состояние полной безнадежности может быть раем.

- Я не понимаю.

- Конечно не понимаете. Вы смертны. Как вы можете знать, что значит быть проклятым? А я знал - в то утро, покидая берега Англии. И все же безнадежность казалась мне более сладостной, чем хоть какой-то проблеск надежды. Я стоял под развевающимися парусами и смотрел, как белые утесы Дувра исчезают за волнами. Я отправлялся в изгнание. Я был проклят и изгнан из своей родной земли. Я оставил свою семью, своих детей и все, что я любил. Мне не суждено было стать кем-то другим. Чем я стал - отверженным изгоем, блуждающим в темных лабиринтах своего разума? Моя безнадежность несла на себе печать едва сдерживаемой улыбки, которая отражалась и на моем лице.