Том Холланд - Вампир - История лорда Байрона

Мы свернули на узкую дорогу. Колокол все еще звонил, а из небольшой церкви, находящейся в конце нашего пути, доносились песнопения.

- Нет, мой господин,- запротестовал Атанасиус, увидев, что мы собираемся туда зайти.

- Почему нет? - удивился я.

- Нет, пожалуйста, пожалуйста,- запричитал он.

Я отстранил Атанасиуса, устав от постоянных проявлений его трусости, и последовал вслед за Хобхаузом в церковь.

Сквозь клубы ладана я смог разглядеть гроб. Покойник, лежавший в нем, был облачен в черные одежды священника, которые привлекали внимание не своей принадлежностью к сану, а тем, что оттеняли страшную бледность лица и рук. Сделав шаг вперед, я увидел поверх голов плакальщиков, что цветы в гробу были разложены вокруг шеи монаха.

- Когда он умер? - спросил я.

- Сегодня,- прошептал Атанасиус.

- Так это второй человек, умерший здесь на этой неделе?

Атанасиус кивнул. Он осмотрелся по сторонам и зашептал мне в ухо:

- Мой господин, монахи поговаривают, что это проделки дьявола.

Я с недоверием посмотрел на него.

- Атанасиус, а я думал, что дьяволы существуют только в среде турок и крестьян.

- Да, мой господин.- Атанасиус сглотнул.- Именно так, мой господин,сказал он, указывая на мертвеца,- они говорят, что это сделал вурдалак. Посмотрите, как он бледен, бескровен. Я думаю, мой господин, что нам лучше уйти. Прошу вас! - Он умолял чуть ли не на коленях.- Пожалуйста, мой господин.- Он держал дверь открытой.- Пожалуйста.

Мы с Хобхаузом с улыбкой переглянулись, пожали плечами и последовали за нашим проводником на пристань. Рядом с нашей лодкой была пришвартована другая, ее я упустил из виду при нашей высадке. Я сразу же узнал эту лодку и создание, сидящее на носу, укутанное во что-то черное, с лицом идиота, бледным, как у мертвеца, бледнее, чем прежде. Я наблюдал, как уменьшалась его фигурка с удалением нашей лодки от острова. Атанасиус тоже наблюдал за ним.

- Лодочник паши,- сказал я.

- Да,- согласился он; его передернуло.

Я улыбнулся. Мне доставляло удовольствие наблюдать, как при упоминании имени Вахель-паши проводника начинало трясти от страха.

Лорд Байрон немного помолчал.

- Мне, конечно, не хотелось быть жестоким. Но Атанасиус огорчил меня. Ученый, интеллигент, он хорошо осознавал, что освобождение Греции от турок будет зависеть только от таких людей, как он. Но его трусость, хотя мы и посмеивались над ней, иногда приводила нас в отчаяние.

Лорд Байрон опустил подбородок на сложенные кончики пальцев и улыбнулся в задумчивости.

- Мы расстались с ним после нашего возвращения из монастыря. На следующий день перед отъездом мы зашли к нему, но его не было дома. Печально,- кивнул рассказчик.- Да, очень печально.

Он погрузился в размышления.

- Итак, вы отправились в Тапалин? - прервала ею мысли Ребекка. Лорд Байрон кивнул:

- На аудиенцию с великим и знаменитым Али-пашой.

- Я читала это письмо,- заметила Ребекка.- Оно было адресовано вашей матери. Он взглянул на нее:

- Правда?.

- Да. Вы писали об албанцах в их расшитых золотом малиновых одеждах, о двухстах скакунах, чернокожих рабах, гонцах, барабанах и о муэдзинах, выкрикивающих молитвы с минаретов мечетей...- Она остановилась.- Извините,произнесла она, видя, что он смотрит на нее.- Но меня всегда восхищало это письмо - особенно это прекрасное описание.

- Да,- лорд Байрон внезапно рассмеялся.- Несомненно, потому что это ложь.

- Ложь?

- Скорее, святая ложь. Я не стал упоминать про колья. Трое из них были всажены прямо перед центральными воротами. Их вид сильно омрачил мое воспоминание о прибытии в Тапалин. Но мне нужно было быть осторожным с матерью, она не выносила грубой действительности.

Ребекка провела рукой по волосам.

- О, я понимаю.

- Нет, вам этого не понять. Двое из казненных были мертвы расползшиеся куски падали. Но, проезжая под ними, мы заметили слабое движение со стороны третьего кола. Мы присмотрелись: существо - это был уже не человек - судорожно подергивалось на колу, хотя с каждым движением дерево глубже входило в его внутренности. Страшные, звериные, душераздирающие вопли поражали слух. Бедняга видел, что я смотрю на него; он пытался что-то произнести, но тут я заметил слипшиеся черные комки у его рта и понял, что у него нет языка. С тяжелым чувством собственного бессилия я въехал в ворота. Страх овладел мной: я понял, что тоже могу разделить участь тех несчастных. Мне в голову пришла страшная мысль: ведь я тоже превращусь в прах, как и те казненные, что терпят пытки так бессмысленно и безнадежно. И я осознал свое ничтожество, понял, что мне суждено умереть так, как это предначертано мне с рождения, не по моей воле или моему выбору, и что даже если не грешить в этой жизни, то, может, все равно тебя ждет ад. О, если это правда, то лучше умереть,- и все же, той ночью в Тапалине я возненавидел свою смертность, которая непроницаемым саваном облекала меня со всех сторон.