Сергей Чекмаев: Песок, уходящий сквозь пальцы

О главном Моран промолчал. Писари писарями, но и из штабных, похоже, кто-то выжил. С головой в нужном месте, а не только там, где сидеть надо. Быстро все просчитали. Едва ли не быстрее магрибских умников, если успели догнать их группу.

Клеменс присел рядом. Изжеванные кислотой рубцы явственно проступили на побледневших щеках.

— Сигарету, проф?

— Нет, спасибо, я не курю. Скажите, Моран, — он немного помялся, — вы хотели сбежать ночью?

Проводник поднял бровь, чуть улыбнулся краешком губ. Ай да док!

— Я видел: вы не стали разбирать рюкзак вечером. Да и бессонница ваша неспроста.

— Откровенность за откровенность, профессор. Да, я надеялся тихо уйти. Ни в какие высшие цели я не верю, а ваши пацанята все равно ничего и никого не в состоянии защитить. Деньги Магриба пахнут вполне конкретной подставой, которая мне совершенно не улыбается. Сами разберетесь, в общем. Теперь у меня есть неплохой ствол, два рожка, — Моран похлопал себя по трофейным подсумкам. — Жилет подберу получше. И вы меня не удержите, если я сам того не захочу. Поэтому сейчас ваша очередь. Что мы ищем?

Клеменс долго смотрел ему в лицо, молчал. Потом пожевал синими губами и глухо сказал:

— Будущее.

— Будущее кончилось несколько лет назад, профессор. 12 июня. Возможно, вы слышали об этом.

— Это не совсем стопроцентное будущее, Моран. Не панацея. Это всего лишь надежда.

Солдаты деловито обустраивали лагерь, копались с трофейным оружием. Наименее брезгливые снимали с трупов бронежилеты, разгрузочные пояса, хорошие армейские ботинки. Среди них Моран заметил Дика. В ночном бою парня задело в плечо, и теперь он гордо щеголял грязной кровоточащей повязкой. Тем, в палатке, повезло куда меньше. Одному придется ампутировать ногу, а второй — если спасатели не успеют до вечера — загнется от перитонита. Полсотни самодельной дроби в животе не слишком полезны для жизни. Передозировка свинца.

— Надежды нет, проф, это я понял три года назад. Все, кто пытается сбежать сюда из Европы, в конце концов передохнут от голода. Никакой Великий Магриб не способен прокормить столько людей. Мы просто растягиваем агонию.

Подбежал вестовой, протянул две жестяные кружки с дымящимся кофе. Варил кто-то из арабов — напиток был чудовищно крепким и горьким, как сама дерьмовая жизнь. Моран даже хмыкнул про себя: расфилософствовался, мол, умник.

— Там гуманитарный склад ООН. Сначала, еще до вулкана, туда везли помощь для суданских голодающих. Потом, когда в Евросоюзе поняли, что северное полушарие обречено, на склад стали отгружать стратегические запасы продовольствия долгого хранения. Крупы, муку, молочный порошок, консервы…

— Ерунда, док. — Моран отхлебнул огненную гущу, поморщился. — Какого размера должен быть тот склад, чтобы прокормить миллионы? С пол-Африки? А даже если и так, то на сколько его хватит? На год? На три? Я же говорю: отсрочка. Потом все равно загнемся.

— Зачем же вы тогда водите беженцев? Чтобы в Африке стало побольше голодных? Здесь их и так хватало во все времена.

— А мне все равно. Пока у меня есть деньги — есть что жрать. С каждым днем еда становится все дороже. И вряд ли что изменится, даже если весь этот ваш склад пустить на продажу…

— Я не сказал, что там выход, — Клеменс смотрел в кружку, даже поболтал ее, как будто надеялся увидеть на дне что-то необычное. — Там — надежда. Вы помните последнюю группу беженцев, которых переправили через границу? Аграрный институт?

— Помню. Магриб небось до сих пор кусает локти?

— Великий Магриб по моему совету вывез около полусотни таких групп. Спецов по ирригационному земледелию, генно-модифицированным культурам, переработке животных тканей… Почти все они осели на подконтрольных Магрибу территориях. Вашим, — он усмехнулся, — тоже предложат выгодные условия. Главное — чтобы они начали работать. А пока растущее население будет ждать результатов, как раз и пригодятся старые гуманитарные запасы. На год-два их точно хватит, даже если потоки переселенцев вырастут на порядок.

Моран хотел возразить, но профессор остановил его:

— Я знаю, что вы скажете, Морт. Мол, все равно африканское земледелие — это фикция. С той мизерной отдачей, которой можно добиться от здешних почв, прокормить четверть миллиарда беженцев не удастся все равно.

— Примерно так. Я не специалист и, конечно, не смог бы выразиться так красиво, но понимаю это безо всяких терминов. Нутром.

— Люди вроде вас считают, что все кончено. Что теперь, когда невооруженным глазом виден крах мира, не осталось ни цивилизации, ни границ дозволенного, ни цели, ни надежды. Особенно вы не верите в последнее, поэтому я и сказал вам, что наша цель — надежда. Я экономист, Моран, могу рассчитать производство и потребление, спады, вызванные засухой и неурожаем, прибыль и так далее. Но в моей научной группе есть отличные климатологи. Экологи. Они вычислили отпущенный нам срок. Через восемь, максимум десять лет атмосфера отчистится от пыли и кислотных испарений. Еще через два года можно будет думать о восстановлении почв в Европе и Средней Азии. Штатам уже не помочь, а вот у нас есть шанс. Экспансия пойдет обратно — из Африки на север, начнется своего рода Новая Конкиста…