Александр Карнишин - Всячина [СИ]

Будильник прозвучал древним добрым рок-н-роллом, как всегда в то самое время, когда снится самый приятный сон. Если снится всякая фигня, и ужасы до мурашек по коже и замирания сердца, то это наверняка чуть за полночь. А вот если все тепло и светло, и приятно, и ласково, и спится с улыбкой, и еще и еще хочется — то пора вставать. Это уже просто как примета такая.

— Доброе утро, Петр Евгеньевич! — раздалось в темной комнате.

Ну, нет. Значит, это еще не утро. Значит, просто кошмар такой снится. Кошмар с будильником — неплохое, кстати, название для рассказа. Надо будет запомнить.

— Доброе же утро! Пора просыпаться!

Вроде, не настраивал я будильник на голосовое сопровождение? Или это головидео проснулось? Но кто его мог включить? Само — на звук? Новая прошивка, что ли? Вот всегда так: обновляется все само собой, а что там новое — узнаешь уже со временем…

— Петр Евгеньевич! Я ведь понимаю, вам потом будет просто некогда, поэтому и жду с самого утра.

— Не Петр Евгеньевич, а Евгений Петрович, — пробурчал я в подушку.

— Прошу прощения, но у меня тут записано… Вот, прямо так и записано — Петр Евгеньевич. Но сейчас исправлю, раз такое дело.

Какой-то неправильный сон. Да и не сон вовсе. Раз уже вижу свою комнату, край одеяла вижу, кресло у стола вижу. И в кресле сидит какой-то тип — тоже вижу.

— Да вы не вставайте, что вы! Мы сейчас с вами договоримся, я и уйду.

Ага. Так я и хотел вскочить. Еще бы. Когда живешь один, привыкаешь к свободе и воле. И спишь голышом. Нагишом, если по-умному. И для здоровья это лучше, и спится прекрасно. Включаешь кондиционер на 21 градус — чтобы не замерзнуть. Накрываешься одеялом. И такие сны — что ты! Только вставать, ага. При посторонних — ни-ни.

— Как вы сюда попали? — бурчу уже не в подушку — в воздух, в далекий потолок.

— Да как обычно, собственно. У меня по должности есть специальный ключ от всех дверей. У вас же тут специальный замок. Вот у меня ключ — от всех специальных. На работе выдали.

А как меня убеждали, что ни один на свете зверь…

— И что теперь?

— А теперь, как и положено, я предлагаю вам две пилюли. Вот, смотрите. Одна синяя, другая, наоборот, красная. Вы выбираете. Я ухожу. Вы глотаете.

— И что же будет, если я возьму, скажем, красную?

— Вы умрете, конечно. Красная — это смерть.

— Угу. А если, к примеру, синюю?

— Умрете все равно. Синяя пилюля — это смерть.

— Так какая разница для меня?

— Как это — какая разница? А право выбора? Должно же у вас быть право выбора? Это же главное, основное. Вот и выбирайте — красная или синяя. Вот, смотрите.

— Да я вообще-то еще пожить хочу…

— Вот так вы все. Уже который год действует закон об эвтаназии. Уже который год работает наша служба! А они все равно — хочу жить, хочу жить. Что мне, силком вам эти пилюли в рот заталкивать, что ли?

Это он правильно сказал — только силком. Чего вдруг мне пить его отраву? У меня ведь все хорошо. И возраст самый средний, и здоровье в порядке, и работа.

— Кстати, Петр Евгеньевич, на работе уже в курсе. Там как раз сегодня собирают деньги на ваши похороны. Мы всех известили — и родню вашу, и знакомых, и на работе, конечно. Чтобы руководство уже заранее искало вам замену.

Что? Это как? Так бы и выскочил из-под одеяла…

— Лежите, лежите! Не надо волноваться! Я вам просто все расскажу, а вы послушайте. Вот, прямо по методичке.

И он медленно и тихо начинает мне рассказывать, в каком я дерьме нахожусь на самом деле. Не как мне кажется, а как на самом деле. Как меня ненавидят сослуживцы. И только и ждут моего ухода. Как потерялись со временем все мои друзья. Как вот нет жены — нет же, точно? — да и не будет уже, это точно. Кому вы нужны — такой вот и сякой? И с детьми у вас трудности. Что, не навещают вас, не приезжают? А зачем им это? Это вы можете хотеть встретиться с ними — откуда же могут возникнуть эти странные желания у них? Вы просто оглянитесь по сторонам, трезво взгляните на себя и свою жизнь. Какой в ней смысл? Какое, наконец, удовольствие? Вот справка из поликлиники. Там говорят о шестидесятипроцентной вероятности вашей будущей болезни. Шестьдесят процентов — это очень много. Учитывая наш большой город, нашу атмосферу и даже шире — всю нашу экологию, все сбудется. Все, что в справке. И вот представьте себе: пройдет лет десять, которые вы так же будете бессмысленно тянуть лямку в своем офисе и пить по вечерам пиво в одиночестве. Тут вы и заболеете — это точно. И начнете названивать детям, родителям… Ах, да. У вас только мать. Отец, кстати, умер от такой же болезни. Помните, как он мучился? Вам, понимаю, тоже хочется помучиться. И помучить других. Думаете, большое удовольствие вашим родным будет — ухаживать за больным? Думаете, кто-то будет счастлив подтирать вам задницу, когда у вас сил уже не останется даже на это? И главное — зачем? Вот зачем все это? Ваша мебель, ваша квартира, ваша новая техника, машина на улице — к чему? Чтобы быстрее доезжать до работы и потом быстрее возвращаться с работы, и запираться в квартире, включать свой компьютер и общаться в сети? Буквами? Не с людьми, которые вас любят… Хотя — кто вас любит? Это у нас тут отдельный пункт в методичке. Любовь — вот что оправдывает долгую жизнь. Нет любви — нет жизни. Кто вас любит? Мать? Как часто вы с ней общаетесь? Как часто видитесь? Ну, конечно, конечно — она же далеко. Понятное дело. На самом деле, если говорить серьезно — никому вы не нужны. Что есть вы, что нет вас… Даже более того: если вы завтра не придете на работу, очень многие будут рады. Знали бы вы, как вы надоели своим сослуживцам! Да и детям станет легче. Они продадут вашу квартиру и поделят деньги — вот и радость. Вот и праздник. Как часто вы бываете на могиле отца? Вот-вот… Далеко. Некогда. И им будет совершенно так же.